Родился Василий въ 1869 году въ Саратовской губерніи. Родители его были изъ крестьянъ изрядно благочестивыхъ и зажиточныхъ. Они имѣли свою вѣтряную мельницу 8-поставную. Отецъ его, Василій Матвеевичъ Харитоновъ, характера былъ строгаго, хорошій хозяинъ, хотя и неграмотный, а много лѣтъ состоялъ волостнымъ старшиною и церковнымъ старостою. Въ семьѣ всѣ его почитали и боялись. Бывало, когда возвращался онъ домой, то кто первый увидитъ его, всѣмъ сказываетъ: «Идетъ», и прекращали свои разговоры и всѣ, что не нравилось отцу. Мать, Гликерія Авдеевна, характера была мягкаго, дѣти съ ней жили свободнѣе. Она и передъ отцомъ часто заступалась за нихъ, говоря: «Что ты все ихъ грызешь, какъ тебѣ не жалко ихъ, вѣдь они наши дѣти».
Кромѣ будущаго Старца у нихъ еще было два сына, Степанъ и Андрей, и двѣ дочери, Дарья и Матрона. По порядку рожденія: Степанъ, Андрей. Дарья, Матрона и Василій, младшій — будущій Старецъ. Когда Василій началъ ученіе въ сельской школѣ, два брата его были уже женатыми и имѣли дѣтей, имѣя троихъ работниковъ, так что семѣйство было большое. Хозяйствомъ по дому управлялъ старшій сынъ Степанъ, а Андрей на мѣльницѣ всегда съ работниками. Въ семѣйствѣ всѣ свято хранили послушаніе, во-первыхъ къ отцу, а затѣмъ и къ старшему брату, а потому и въ домѣ всегда сохранялся ненарушимый миръ и тишина.
Вася все время учился. Онъ былъ кротокъ и смиренъ и его за это любили не только отецъ съ матерью, но и братъ, и снохи. Своею дѣтскою простотою онъ умѣлъ говорить съ дѣтьми по-дѣтски, чѣмъ и привлекъ къ себѣ дѣтей брата и по сосѣдству другихъ, и родныхъ поблизости, и составилъ изъ нихъ маленькое общежитіе наподобіе монастырскихъ. Малышамъ обоего пола было лѣтъ отъ четырехъ до восьми. По вечерамъ и утрамъ собирались на общую молитву, исповѣдывали свои грѣхи, кто въ чемъ согрѣшилъ, а онъ ихъ училъ на память читать молитвы, училъ послушанію и прочему. Всѣ охотно сдѣлались его учениками и ученицами и съ нетерпѣніемъ, бывало, ждутъ не дождутся когда онъ пріѣдетъ на каникулы. А какъ пріѣдетъ, то тогда онъ самъ съ ними дѣлался какъ дите: занимался съ ними по-дѣтски и игралъ съ ними такими же играми, какія дѣти любятъ, и въ то же время училъ ихъ страху Божію и благочестію. Онъ давалъ имъ дѣтскія заповѣди и уроки и кто въ чемъ погрѣшалъ, то наказывалъ за это поклонами или лишеніемъ подарковъ, а прочихъ заставлялъ молиться за согрѣшившаго и класть поклоны. Ни одного дня дѣти не оставляли своего учителя. Вмѣстѣ съ нимъ дѣти шли въ церковь, впереди него попарно, прыгая и толкая другъ друга. Среди нихъ особенно потѣшны были Исаичка, сынокъ тети старцевой, которая, овдовѣвъ, по бѣдности своей жила въ ихъ семьѣ, и Егорочка, пузатый, много смѣшной.
Любилъ Старецъ впослѣдствіи часто разсказывать про этихъ дѣтей. Разъ спрашиваетъ одного: «А скажи-ка, на кого похожъ Богъ?» И тотъ отвѣчаетъ: «На моего батю — въ бѣлой рубахѣ, подпоясанный краснымъ поясомъ и съ кнутомъ въ рукахъ». И Старецъ поправлялъ ихъ дѣтскія понятія.
2. РОДИТЕЛЬСКОЕ РѢШЕНІЕ
Послѣ трехъ лѣтъ школьнаго сельскаго ученія, за смышленность и хорошее повѣденіе было рѣшено, чтобы Вася продолжалъ ученіе въ духовномъ училищѣ. Произошло это такъ. Однажды лежали на печи отецъ и мать и разговаривали. Вася слышалъ, какъ они совѣтовались, говоря: «Отдадимъ Ваську учиться, пусть хоть одинъ сынъ будетъ попомъ и будетъ молиться Богу за насъ». Однако прямымъ поводомъ къ поступленію Старца въ духовное училищѣ была заинтересованность ихъ священника: ему тутъ была выгода. Ему хотелось, чтобы его сына Василій Матвеевичъ Харитоновъ, отецъ Васи, возилъ вмѣстѣ со своимъ сыномъ въ школу безплатно, потому и много разъ упрашивалъ его послать своего сына Васю учиться въ духовное училищѣ. Старецъ разсказывалъ, что, когда пришелъ отецъ съ нимъ въ духовное училищѣ просить принять его для ученія, то директоръ сначала вступилъ въ разговоръ съ отцомъ и много разспрашивалъ, а потомъ сказалъ: «Мужикъ кафтанъ сѣръ, а ума не съѣлъ. Да крестьяне вообще бѣдные. Хотя и не изъ духовнаго званія, но я соглашаюсь принять твоего сына». И решилъ принять учиться сына безплатно, на казенный счетъ, чему часто завидовалъ ихъ священникъ. Онъ даже не стерпѣлъ — написалъ про отца Старца, что они богаты: имѣютъ большую мельницу. Но не помѣшало это, такъ и кончилъ Вася училище безплатно, а ужъ въ семинаріи учился за плату.
Духовное училище находилось въ Саратовѣ, которое онъ окончилъ успѣшно и перешелъ въ Вологодскую Семинарію. Ее онъ окончилъ первымъ ученикомъ и это дало ему право поступить въ Духовную Казанскую Академію на казенный счетъ опять безплатно. Когда Вася сказалъ родителямъ, что ему дается право еще безплатно учиться, то на это отецъ сказалъ ему: «Довольно сынокъ, вотъ теперь ты будешь попомъ, а я научу тебя хозяйству». Но Вася просилъ благословеніе учиться дальше, и родители согласились.
Итакъ, онъ поступилъ въ Казанскую Академію и окончилъ ее въ 1894 году со степенью магистра богословія, на что писалъ диссертацію на тѣму «Обозрѣніе Сочиненій Епископа Ѳеофана, Вышенскаго Затворника». Тамъ, по давнему своему желанію монашества, принялъ постригъ въ мантію (малую схиму) съ именемъ Ѳеофана, по уваженію къ Епископу Ѳеофану и въ честь его святаго, преп. Ѳеофана Сигріанскаго, память котораго 12-го Марта, и посвященъ въ Іеромонахи съ назначеніемъ на должность надзирателя въ Симферопольскую Семинарію, а потомъ и инспекторомъ въ Вологодскую Семинарію, гдѣ пробылъ пять лѣтъ и оттуда уѣхалъ на Аѳонъ.
О. Александръ Боданинъ, Вологодскій праведникъ.
Во время пребыванія въ Вологдѣ онъ познакомился съ великимъ праведникомъ и теплымъ молитвенникомъ смиреннымъ Старцемъ — іереемъ Божіимъ О. Александромъ Боданинымъ, который со своей семьей и тремя дочерьми жилъ въ маленькомъ домѣ, бывшемъ курятникѣ и помогалъ добрымъ совѣтомъ сотнямъ и тысячамъ страждущихъ душъ. Въ его біографіи пишется такъ: «Духовнымъ другомъ О. Александра былъ тогдашній инспекторъ Вологодской Духовной Семинаріи О. Ѳеофанъ (Харитоновъ), истинный монахъ, подвижникъ, при исполненіи многосложныхъ инспекторскихъ обязанностей служившій ежедневно Литургію, при высокомъ духовномъ подвигѣ обладавшій дѣтскою простотою и незлобіемъ. Ради высшихъ подвиговъ онъ оставилъ службу и славную будущность, которая его ожидала, и ушелъ на Св. Аѳонъ вести скитальческую жизнь, онъ и теперь подвизается на Святой Горѣ, въ глубокомъ пустынномъ уединеніи. Отцы Ѳеофанъ и Александръ, встрѣчаясь другъ съ другомъ, исполнялись необыкновенною радостью и бесѣдовали, какъ дѣти».
Вознесенская церковь, гдѣ служилъ О. Александръ.
Проживъ въ Вологдѣ съ 1896 года до начала 1901 года, будущій Старецъ Ѳеодосій, попрощавшись съ О. Александромъ и со всѣми вологодскими святынями, уѣхалъ въ Санктъ-Петербургъ, а оттуда 9-го марта покинулъ Россію навсегда. А его другъ духовный, О. Александръ, проживъ еще на землѣ ровно 12 лѣтъ, отошелъ въ вѣчность, оставивъ послѣ себя свѣтлую память. (См. Молитвенникъ къ Богу Усердный. Воспоминанія объ О. Александрѣ Боданинѣ, Священникѣ г. Вологды. 1916, Св.- Троицкая Сергіева Лавра.)
3. АѲОНЪ: «НА РАСПУТЬИ»
Прибывъ на Аѳонъ, О. Ѳеофанъ не могъ разомъ успокоиться и войти въ ритмъ аѳонской жизни. Онъ началъ вести дневникъ, даже послалъ его къ вологодскому Владыкѣ Никону, который отпечаталъ его въ своемъ журналѣ «Троицкое Слово» подъ заглавіемъ «На Распутьи». Въ этомъ его «духовномъ размышленіи» запечатлѣлись его трудности найти себя, узнать волю Божію, утихомириться...
Обитель Св. Николая Чудотворца «Бѣлозерка», гдѣ полагалъ начало своего аѳонскаго искуса нашъ Старецъ.
Старецъ разсказывалъ, что однажды онъ видѣлъ архіерея въ сильномъ гнѣвѣ и раздраженіи и убоялся за себя, такъ какъ и самъ иногда раздражался и положилъ намѣреніе побѣдить въ себѣ гнѣвъ. Это и послужило для него побужденіемъ поѣхать на Аѳонъ, найти тамъ себѣ строгаго старца, который помогъ бы ему избавиться отъ гнѣва. На Аѳонъ онъ пріѣхалъ въ 1901-омъ году и поступилъ въ Русскую общежительную Обитель свят. Николая — «Бѣлозерку», тамъ онъ прожилъ около трехъ лѣтъ, несъ обычныя послушанія, служилъ и временами опять раздражался на экклесіарха, который прислуживалъ ему въ церкви, за его невниманіе и неисправность. Видя, что гнѣвъ еще не побѣждёнъ, Старецъ отпросился на пустыню, съ намѣреніемъ предаться въ послушаніе строгому Старцу Іеросхидіакону Лукіану, который вышелъ тогда изъ Пантелеімоновскаго монастыря и жилъ на безмолвіи въ своей кельѣ, недалеко отъ монастыря. О. Лукіанъ былъ ученикомъ Пантелеімоновскаго духовника Іеронима, и послѣ его смерти, какъ достаточно преуспевшій, былъ отпущенъ на безмолвіе. Къ этому-то О. Лукіану и поступилъ Старецъ на послушаніе. О. Лукіанъ былъ суровъ по характеру, смирялъ и уничижалъ Старца и намѣренно грубо обращался съ нимъ, напримѣръ: «Эй, ты, дурень ученый, иди ставь самоваръ, гости пришли». Старецъ старался терпѣть все, проявляя полное послушаніе, а временами впадалъ въ уныніе и закрывался въ своей кельѣ, стараясь успокоиться, а О. Лукіанъ дѣлалъ ему замѣчаніе тогда: «Ну, что ты нюни распустилъ».
Такъ Старецъ прожилъ у О. Лукіана около полутора лѣтъ, не выдержалъ и ушелъ. Послѣ этого Старецъ пробовалъ безмолвствовать наединѣ, поселился въ небольшой кельѣ, называемой «грузинской», которая находилась въ лѣсу, выше Андреевскаго скита, тамъ онъ проводилъ жизнь строгую, занимался внимательно молитвою, постился, дневною порціею его было немного супу съ сухарями. варилъ въ «молочной баночкѣ» (меньше 1/2 кило вмѣстимость), держался безмолвія и никого не принималъ. Однажды пришли къ нему нѣсколько студентовъ, желая побесѣдовать съ нимъ, привелъ ихъ знакомый Андреевскій Іеромонахъ, но Старецъ заперся въ кельѣ и не хотѣлъ ихъ принять. Постучавъ напрасно нѣсколько разъ, они пошли ни съ чѣмъ, а Іеромонахъ, уходя, громко сказалъ: «Ну, не усѣдишь ты въ своемъ безмолвіи — гдѣ твоя любовь къ ближнимъ?» Отъ этихъ словъ Старецъ смутился. Сталъ пересматривать свою жизнь и рѣшилъ опять идти къ О. Лукіану и терпѣть въ послушаніи. Прожилъ онъ у О. Лукіана опять около 1/2 года, усиливаясь терпѣть всѣ суровости, но иногда не выдерживалъ, разстраивался, и О. Лукіанъ, обличая его, говорилъ: «Врачевахомъ Вавилона и не исцѣлѣ». Слыша это, Старецъ рѣшилъ, что онъ не способенъ на совершенное послушаніе, опять вышелъ отъ О. Лукіана и рѣшилъ испробовать жить «по-братски».
4. ИСКУСЪ НА КАПСАЛѢ
Святая Гора Аѳонъ съ птичьего полета. Южная сторона. Внизу селенія Капсокаливскаго скита, а лѣвѣе ниже Карулія.
На «Капсалѣ» мѣстность близ Кареи (Аѳонскій городокъ, гдѣ сосредоточенъ центръ управленія Аѳономъ) — на сѣверъ отъ Кареи, на пригоркѣ, была вмѣстительная келья, тамъ жили тогда полуобщежитіемъ три монаха-пустынника, проводили жизнь безмолвную, каждый въ своей кельѣ, по взаимному соглашенію имѣли общую трапезу, временами собирались на духовную бесѣду, провѣряя каждый свою жизнь, къ нимъ-то и присоединился О. Ѳеофанъ и на общей бесѣдѣ они рѣшили на каждую седмицу выбирать себѣ, изъ своей среды, старшаго и слушать его какъ игумена, чтобы такимъ образомъ проходить и послушаніе. Первымъ выбрали за старшаго о. Ѳеофана. Онъ, замѣтивъ, что требуется мѣстами обновить штукатурку на стѣнахъ ихъ дома, назначилъ братіи мѣсить глину, но вскорѣ же одинъ изъ нихъ О. Филаретъ малороссъ отяготился этой работой и сказалъ: «Я бачу, въ глинѣ Бога нѣтъ, пойду тянуть четку». Его примѣру послѣдовали и другіе, и такъ послушаніе ихъ выбранному старшему не состоялось.
Тогда Старецъ О. Ѳеофанъ рѣшилъ жить самостоятельно, «по совѣту», т.е. уединенно безмолвствовать и подвизаться сколько можно, по силамъ и, чтобы провѣрять свою жизнь, ходить на совѣтъ къ преуспѣвшимъ духовнымъ Старцамъ. Въ то время на Иверскомъ Скиту жилъ Старецъ О. Ѳеодосій, родомъ изъ грузинскихъ князей. Другой преуспѣвшій былъ Іеродіаконъ О. Макарій на Капсалѣ. Былъ еще и въ монастырѣ Зографѣ опытный Старецъ Іеросхимонахъ Амвросій. Къ нимъ-то и сталъ ходить О. Ѳеофанъ на духовный совѣтъ.
Такимъ образомъ подвизаясь, Старецъ О. Ѳеофанъ прожил на Капсалѣ (по-гречески «пожарище») нѣсколько лѣтъ и за то время перемѣнилъ 8 келій. Узнавъ, что на «Васильевскомъ Скиту» (на южномъ склонѣ Аѳона, повыше «Катунаковъ» и «Карули») подвизается схимонахъ О. Нифонтъ, который имѣетъ непрестанную молитву, О. Ѳеофанъ переселился туда и тамъ прожилъ года три, но, убѣдившись изъ бесѣдъ съ О. Нифонтомъ, что при непрестанной молитвѣ О. Нифонтъ не достигъ внутренняго сокрушенія и умиленія и узнавъ, что на «Катунакахъ» живетъ преуспѣвшій въ молитвѣ, ученикомъ у Старца О. Каллиника, Іеромонахъ Неофитъ, сталъ ходить и туда на духовныя бесѣды, съ цѣлью преуспѣть въ молитвѣ. Вскорѣ О. Неофитъ скончался, а О. Ѳеофанъ духовно сблизился съ О. Каллиникомъ и Іеросхимонахомъ Игнатіемъ, болгариномъ родомъ, жившимъ тамъ же недалеко, повыше Каллиника въ кельѣ Успенія Божіей Матери. Этотъ О. Игнатій, ослѣпшій при концѣ жизни, постригъ О. Ѳеофана въ великую Схиму съ именемъ Ѳеодосія въ честь Ѳеодосія Печерскаго, по особой любви О. Ѳеодосія къ Печерскимъ преподобнымъ. Послѣ чего Старецъ О. Ѳеодосій переселился на Карулю въ 1913-мъ или 1914-мъ году, гдѣ и прожилъ безвыходно 23 года до своей кончины — 2-го Октября 1937 года.
5. КАРУЛІЯ
Другъ Старца О. Каллиникъ говорилъ о себѣ: «Я прожилъ въ безпрекословномъ послушаніи 18 лѣтъ и почувствовалъ, что окрѣпъ духовно» — за это О. Ѳеодосій особенно почиталъ его и слѣдовалъ всѣмъ его совѣтамъ и указаніямъ. Въ 1915 году игумену Пантелеімоновскаго монастыря благодѣтели прислали достаточную сумму денегъ съ просьбой построить на Аѳонѣ церковь во имя Святыхъ Сергія Радонежскаго и Афанасія Аѳонскаго, память коихъ празднуется въ одинъ день — 5-го Іюля. Имѣя уже достаточно церквей- параклисовъ въ своемъ монастырѣ, О. Мисаилъ, по своей дружбѣ къ Старцу О. Ѳеодосію, предложилъ ему построить церковь на Карулѣ, обѣщая помогать во всемъ нужномъ, и такимъ образомъ въ 1915-мъ году началась постройка церкви по плану и подъ наблюденіемъ Старца, въ 1917-мъ году церковь была закончена и освящена греч. Архіепископомъ Ниломъ, жившемъ тогда на Кареѣ на покоѣ. Старецъ освятилъ церковь во имя Святыя Троицы, вторымъ праздникомъ назначилъ Покровъ Божіей Матери, также и память пр. Сергія и Афанасія особо ежегодно празднуется, по желанію жертвователей. Кстати, при этой церкви Св. Троицы есть неболой колоколъ, привезенный изъ Скита Оптиной Пустыни. На «Новой Ѳиваидѣ» — пустыни Пантелеімоновскаго монастыря на Сѣверѣ Аѳона, подвизался въ отдельной каливѣ монахъ О. Игнатій, онъ полагалъ начало монашества въ Оптиной Пустыни и былъ нѣкоторое время келейникомъ О. Іосифа (ученика Старца Амвросія Оптинскаго), онъ привезъ съ собою оттуда небольшой колоколъ, который и подарилъ Старцу Ѳеодосію. Этотъ колоколъ до послѣдняго времени находится при этой церкви.
Про себя Старецъ О. Ѳеодосій говорил, что онъ всю жизнь заботился молиться внимательно, но на внутреннюю «художественную» молитву перейти не рѣшался, не имѣя опытнаго въ этомъ дѣлѣ наставника и боясь «прелести» (поврежденія духовнаго отъ незамѣтныхъ обмановъ врага), так что онъ до послѣднихъ лѣтъ жизни держалъ церковное суточное правило и внимательную келейную молитву. Вечерню, утреню и часы въ будніе дни обычно по четкамъ: 33 четки за утреню (съ полуночной и 1-мъ часомъ. добавляя «Честнейшую» и славословіе), 12 за часы, а со временемъ не считая уже число четокъ, но болѣе внимая молитвѣ — по часамъ: за буднюю утреню 2 часа, за вечерню и часы по часу. Ежегодно Старецъ прочитывалъ весь кругъ житій Святыхъ, а последніе годы занялся писаніемъ, сокращая житія святыхъ, и наконецъ, по совѣту ученика своего (послѣ смерти О. Каллиника и О. Игнатія) Схимонаха О. Никодима (который желалъ навести Старца заняться внуренней «художественной» молитвою по «Добротолюбію»), Старецъ занялся сокращеніемъ Словъ преп. Симеона Новаго Богослова, что и расположило Старца заняться «художественной» молитвою, с соединяемою съ дыханіемъ и біеніемъ сердца. И чтобы пріучиться сначала къ непрестанной молитвѣ, старецъ совершалъ большое количество молитвъ по І2.000 въ день по «Страннику» («Разсказы Странника»).
6. СХИМОНАХЪ НИКОДИМЪ — КЕЛЕЙНИКЪ.
(Воспоминанія о жизни старца Іеросхимонаха О. Ѳеодосія на Карулѣ со словъ ближайшаго ученика сго Схимонаха О. Никодима.)
Схимонахъ Никодимъ, ученикъ Старца Ѳеодосія, унаслѣдовавшій Келлію Старцеву. На рукахъ его скончался Старецъ, оставившій всѣ свои писанія ему. О. Никодимъ скончался 15-го Февраля 1984 г. Эту фотографію снималъ Георгій Пальмеръ, который пріѣзжалъ къ О. Никодиму (и сосѣду по Каруліи О. Никону) въ связи съ его переводами на англійскій языкъ «Добротолюбія».
О. Никодимъ приѣхалъ на Аѳонъ и поступилъ сначала на «Крулицу» (метоха св. Пантелеімонскаго монастыря на Аѳоне, близъ границы съ міромъ) въ 1920-мъ году. Во время 1-й войны 1914-17 года, онъ былъ въ экспедиціонномъ корпусѣ во Франціи и послѣ переворота въ Россіи, по своему давнему желанію, рѣшилъ принять монашество и жить на Аѳонѣ. Еще въ міру онъ читалъ «Разсказы Странника», Добротолюбіе и др. аскетическія книги и по мѣрѣ своей пробовалъ заниматься молитвою. На Крулицѣ онъ принялъ монашество, въ мантіи съ именемъ Никанора, исполнялъ послушанія сначала на «киперѣ» — огородѣ, а потомъ помощника гостинника, и тогда, между трудами, перечиталъ много аскетическихъ книгъ: Еп. Игнатія Брянчанинова, Ѳеофана Затворника, Добротолюбіе и много различныхъ святоотеческихъ, преимущественно о молитвѣ. Братія Крулицы проводили жизнь трудовую (тамъ онъ засталъ еще до 70 человѣкъ монаховъ), обрабатывали большіе виноградники, собирали маслины, выдѣлывая масло для монастыря и проч., такъ что, стремясь больше заниматься молитвою, О. Никодимъ (тогда въ мантіи Никаноръ) съ благословенія Игумена О. Мисаила (которому онъ письменно изложилъ свое желаніе) поселился въ пустыни тогоже монастыря — «Новой Ѳиваидѣ», недалеко отъ Крулицы, имѣлъ тамъ въ лесу свою каливку, гдѣ подвизался по своей силѣ, подобно другимъ пустынникамъ, а въ праздники всѣ сходили съ горъ въ скитскую церковь «Всѣхъ Святыхъ Аѳонскихъ» на бдѣніе и литургію, а послѣ литургіи и общей трапезы всѣ опять расходились по своимъ каливкамъ на безмолвіе.
Юго-западный утесь Каруліи, гдѣ отшельническія келліи, точно ласточкины гнезда, построены въ большинствѣ русскими исихастами. Это видъ изъ терраски Старца Ѳеодосія на западъ. Туда пробираются при помощи цѣпей.
Въ то время на Ѳиваидѣ не было особо преуспѣвшихъ во внутренней молитвѣ старцевъ, которые руководили бы духовною жизнью всѣхъ пустынниковъ, поэтому нѣкоторые монахи боялись за молодого подвижника О. Никанора, видя что онъ, не имѣя опытнаго руководителя, стремится къ (высокой) внутренней молитвѣ, а другіе прямо говорили, что онъ «въ прелести», также и О. Игуменъ, отпуская его на пустыню, сказал: «Я теперь за тебя не отвѣчаю». Слыша все это, и самъ О. Никаноръ убоялся за себя и сталъ искать себѣ старца, который руководилъ бы его и, зная его внутреннюю жизнь, могъ бы поручиться за него. Нѣкоторое время онъ жилъ подъ руководствомъ Схимонаха О. Силуана, а молитвѣ учился у вышепомянутаго О. Нифонта, который жилъ тогда недалеко отъ Ѳиваиды (на «Иваницѣ», на берегу моря), и наконецъ, не удовлетворяясь этимъ, по совѣту О. Силуана и съ благословеніемъ О. Игумена Мисаила отпущенъ былъ на Карулю къ О. Ѳеодосію въ 1929 г. осенью. Вотъ какъ онъ самъ это описываетъ:
«Когда я пришелъ на Карулю съ намѣреніемъ предаться въ полное послушаніе старцу О. Ѳеодосію, тамъ было еще 35 русскихъ монаховъ и, кромѣ О. Ѳеодосія, два Іеромонаха. Послушниковъ, въ собственномъ смыслѣ, у Старца тогда не было, по его строгомъ требованіи послушанія «по Лѣствичнику», до меня, сколько извѣстно, семь человѣкъ в разное время пробовали жить у него какъ послушники, но не выдерживали и черезъ полъ года или годъ уходили. Монахи жили въ отдѣльныхъ каливкахъ, по одному и по два, такихъ каливокъ на Карулѣ было до 20-ти, общимъ духовникомъ былъ старецъ Ѳеодосій. По субботамъ, воскресеніямъ и праздникамъ всѣ сходились на общія службы. Подъ воскресенія и праздники совершали бдѣнія и литургію, а въ будничные дни всѣ совершали службы по своимъ кельямъ, по положенному числу четокъ или по книгамъ. Послѣ литургіи всегда бывала общая трапеза, монахи приносили кто что имѣлъ, и пока Старецъ потреблялъ Св. Дары и убиралъ въ алтарѣ, трапеза бывала готова. За трапезой Старецъ бесѣдовалъ съ братіей, насыщая своихъ чадъ духовныхъ, кого нужно похвалитъ за доброе дѣло, дастъ разъясненіе на задаваемые вопросы, иному при всѣхъ сдѣлаетъ хорошую проборку, послѣднее особенно часто попадало мнѣ, такъ какъ я пожелалъ быть его послушникомъ. Когда Старецъ согласился принять меня, то въ будніе дни, когда не было литургіи: часы и вечерню мы совершали вмѣстѣ, а утреню по отдѣльности, Старецъ въ своей кельѣ, а я въ церкви. Послѣ часовъ ставили самоваръ и пили чай, послѣ того Старецъ назначалъ мнѣ какую-нибудь очередную работу по кельѣ, а самъ совершалъ свои молитвенныя правила, писалъ что-либо или отвечалъ на письма. Въ полдень былъ обѣдъ послѣ которого Старецъ шелъ отдыхать на часъ, а я продолжалъ свою работу. Послѣ часового отдыха Старецъ пилъ чай и послѣ чая прохаживался по дворику, держа молитву и память смертную, вспоминая о неизбѣжномъ концѣ человѣческой жизни. Потомъ опять писалъ что-нибудь, и за часъ до захода солнца (по Аѳонскому времени въ 11 часовъ) мы совершали въ церкви вечерню по книгамъ. Старецъ поправлялъ меня и училъ церковному уставу. По захожденію солнца (12 часовъ) мы ужинали, что оставалось отъ обѣда, и во время трапезы Старецъ направлялъ свою бесѣду къ тому, чтобы узнать мое внутреннее состояніе и обнаружить сокровенныя мои неисправности своеволіе, самомненіе, различныя пристрастія, раздражителыюсть и всѣ отрицательныя стороны моей внутренней жизни, и своими обличительными словами и разными вопросами доводилъ меня до того, что я въ разстройствѣ высказывалъ ему все, что у меня было на сердцѣ, то, о чем я и самъ не зналъ и не замѣчалъ за собою. Обнаруживъ такимъ образомъ мое внутреннее состояніе, Старецъ начиналъ по отдельности разбирать всѣ мои неправыя мысли и желанія и разными вопросами заставляль меня дать себѣ отчетъ, почему я такъ думаю, на чемъ основываюсь и тогда съ горечью приходилось сознавать свою грѣховность, смиряться и каяться, тогда Старецъ успокаивался, съ любовію принималъ мое покаяніе, и наступалъ миръ. Бывало въ такихъ разговорахъ проходило нѣсколько часовъ, съ вечера и почти до полуночи и тогда Старецъ говорилъ: «Ну, теперь перекрестись и ложись спать. Это было намъ за повечеріе и за келейныя молитвы, это тоже духовное, нужное дѣло». Послѣ такой чистки нѣкоторое время на душѣ было легко и радостно и послушаніе совершалось охотно, отъ сердца..., а потомъ опять, въ дѣлахъ и разсѣяніи, отходило такое настроеніе и душа омрачалась. И часто случалось такое разсмотреніе внутренней моей жизни, и не легко давалось, иногда я начиналъ противорѣчить старцу, оправдываться и если и просилъ наконецъ прощеніе, то уже болѣе по нуждѣ и обычаю, не отъ всего сердца. Такъ что и я, временами сильно разстраиваясь, не выдержаль и черезъ годъ ушелъ и пробовалъ жить на послушаніи у другого старца, Схимонаха Нила жившего тоже на Карулѣ, гдѣ пробылъ около двухъ месяцевъ, но убѣдившись, что онъ смотритъ на послушаніе поверхностно и не заботится о моемъ состояніи, я, по совѣту и настоянію О. Каллиника, опять вернулся къ О. Ѳеодосію, который съ любовію принялъ меня и черезъ три мѣсяца послѣ того, на день 40 мучениковъ въ Великомъ Посту (въ 1931 году) постригъ меня въ схиму (но самъ постригъ былъ совершонъ по просьбѣ Старца Отцомъ Іеромонахомъ Макаріемъ (Коцюбинскимъ), впослѣдствіи духовникомъ Канадскаго Покровскаго Скита въ Провинціи Альбарта).
7. СВЯТООТЕЧЕСКІЙ ГОЛОСЪ
Сердце Каруліи — рѣдчайшая любительская фотографія. Старецъ Ѳеодосій съ другомъ и ученикомъ Никодимомъ стоитъ лицомъ къ дорогѣ на тропинкѣ въ церковь Пресвятой Троицы, которую онъ построилъ. Куполъ церкви тотъ, что былъ при Старцѣ и келлія въ томъ же видѣ.
Старецъ Ѳеодосій не считалъ себя писателемъ монашескимъ, но онъ писалъ отъ лица Святыхъ Отцовъ Церкви и хотя и не много, но сдѣлалъ свой вкладъ въ защиту Святоотеческаго міровоззренія. будучи большимъ авторитетомъ, не столько словами, сколько всѣй своей подвижнической личностью. Вскорѣ послѣ прибытія на Аѳонъ Iгуменъ Свято-Ильинскаго Скита просилъ его опредѣлить авторство найденной имъ рукописи, подъ названіемъ «Крины Сельные». О. Ѳеодосій опредѣлилъ, что авторомъ былъ самъ великій Старецъ Паисій Величковскій, и книга была издана подъ его редакторствомъ.
Существуетъ цѣлый списокъ его статей. Наиболѣе важныя его писанія были на тему о несостоятельности ученія «Имябожниковъ», о пагубности «новостильниковъ», осужденіе новаго ученія о Спасеніи Митр. Антонія Храповицкаго, объ ученіи о спасеніи по письмамъ Святителя Ѳеофана Затворника, присланнымъ самому Старцу, «Голосъ съ Аѳона» и т.д.
О. Никодимъ, присный ученикъ О. Ѳеодосія, пробирается въ свою келью.
Его дневникъ (печатается ниже) можно считать какъ руководство въ «художественномъ дѣланіи» Іисусовой молитвы. Его переводы и сокращенія еще не всѣ опубликованы. Но, какъ было сказано выше, значеніе его как великаго Старца было отмѣчено его современниками, что заслуживаетъ обнародованія. Хотя заметки малыя, но меткія, отражающія въ лицѣ его явное наличіе святоотеческой древней мудрости въ нашей безбожной современности.
Былъ Старецъ Ѳеодосій и любящій богоносный батюшка-утешитель, какъ явствуетъ изъ краткихъ заметокъ его келейника О. Никодима, записанныхъ и присланныхъ намъ для помѣщенія въ его первое жизнеописаніе. Вотъ три примѣра, какъ старецъ Ѳеодосій молился за другихъ:
1. Одинъ монахъ, Схимонахъ Иннокентій, больной тяжко, и мучился, желая померѣть, но не могъ. Три дня прошло; пришли просить Старца, чтобы помолился. Старецъ сталъ предъ своей любимой иконой Божіей Матери Иверской и тайно молился долго одинъ, безъ меня. Черезъ часъ пришелъ келейникъ его и сказалъ: «Слава Богу, Отецъ Иннокентій скончался».
2. Сестра старцева р. Б. Матрона постриженная въ монахини, но во время натиска коммунистовъ потеряла вѣру, сбросила съ себя рясу и монашество, вышла замужъ. Старецъ сдѣлалъ большой выговоръ ей и умолялъ ее, чтобъ она развелась съ мужемъ, но она еще больше разсердилась, и такъ долго жила блудно и перестала отвѣчать и писать брату-старцу. Это было еще до моего прихода. Я виделъ и слышалъ какъ скорбелъ и молился старецъ за сестру свою. И уже за годъ до своей смерти получилъ письмо отъ сестры съ раскаяніемъ, она указывала причину, зачемъ она бросила монашество... Въ покаяніи надѣла опять на себя монашескую одежду и живетъ у своихъ братьевъ, молится Богу и читаетъ Псалтырь по «покойникамъ».
3. Был у Старца постриженникъ его Схимонахъ Алѵпій. Это было до моего прибытія; онъ развратился: не сталъ слушаться Старца, пересталъ ходить въ церковь къ службамъ, проводилъ жизнь самочинную замкнутую ото всѣхъ насъ карульцевъ. Старецъ скорбелъ и горячо и долго молился за погибающаго ученика своего; а за годъ до кончины Старца, за молитвы его, образумился, раскаялся и опять прилѣпился къ Старцу на радость намъ всѣмъ, сталъ ходить къ церковнымъ службамъ и смиренно повиновался Старцу.
Подобный и другой случай: нашъ Карульскій Іеромонахъ Парфеній, хотя не развратился, но не понравилась ему старцева жизнь, т.е. церковная и обиходная, что Старецъ ведетъ жизнь съ своими карульцами по семейному, особенно за трапезами послѣ литургій, каждый праздникъ. Въ эти случаи Старецъ занимался воспитаніемъ своихъ прихожанъ, а Отцу Парфенію не понравилось это, и онъ не сталъ ходить къ намъ въ церковь и сталъ жить особнякомъ и причащался запасными дарами у себя. И такъ 10 лѣтъ. А передъ кончиной Старца образумился и былъ духовникомъ Старцу и похоронилъ его.
Послѣ 19 сентября Старецъ Дневника своего уже не писалъ и обычное молитвенное правило пересталъ совершать, а лежалъ въ постѣли и переживалъ болѣзненное состояніе. Съ этого дня и не вставалъ съ постѣли до самой смерти.
Болѣзнь его началась 7-го сентября отъ простуды. Послѣднѣе время Старецъ послѣ обѣдняго отдыха до вечерни 2 часа удѣлялъ для писанія, т.е. сокращалъ Житія Святыхъ (см. 18 августа); и въ этотъ день онъ открылъ оба окна въ своей двухметровой келліи для пролетнаго ветерка, чтобы было не такъ душно ему, хотя и ветерокъ-то былъ маленькій и не такъ еще холодно, но какъ онъ всегда слабенькій, то его и просквозило, потомъ каждый день ощущалъ маленькую лихорадку, подъ вечеръ ознобъ и жаръ по ночамъ. Но правила своего молитвеннаго онъ не оставлялъ до тѣхъ поръ, пока не слегъ уже окончательно въ постель. Къ лихорадкѣ пристала еще болѣзнь въ животѣ съ коликами; а какъ отъ нашей пустыни далеко живетъ докторъ и позвать его не на что было, да и самъ Старецъ къ нему не расположенъ былъ и лекарства не было никакого, так и терпелъ онъ безъ всякаго леченія. Очень хотелось ему помереть безъ людей, для этого не велелъ мнѣ никому сказывать, что онъ больной уже къ смерти. Ему было таинственное извѣщеніе, что онъ помретъ на Покровъ, и за недѣлю, совершивъ елеосвященіе надъ больнымъ ученикомъ своимъ Схимонахомъ Алѵпіемъ, сказалъ ему: «Я помру на Покровъ, а ты на третій день послѣ меня». Такъ и сбылось. Готовясь къ смерти, Старецъ каждые послѣдніе десять дней ежедневно причащался Святыхъ Христовыхъ Таинъ Тѣла и Крови Господней. Самъ уже не могъ ходить въ церковь, то я какъ иподіаконъ приносилъ ему въ келлію запасныя Св. Таины и онъ причащался ими. Я не выдержалъ и сильно ослабелъ безъ сна, служа Старцу одинъ, и потому за пять дней до смерти вынужденъ былъ позвать другихъ на помощь, чтобы по очереди дежурили днемъ и ночью. У него напослѣдокъ начало болѣть еще и въ груди подъ ложечкой и къ этому открылись почти непрестанныя икота и кашель, а по ночамъ сильный жаръ и потъ. Сердцебіеніе доходило до 110 ударовъ въ одну минуту. Часто меняли белье; а къ тому еще не могъ онъ терпеть и десяти минутъ въ одномъ положеніи, требовалось переворачивать его черезъ каждыя десять минутъ то на одинъ бокъ, то на другой, и на спину, и сажать на постели, склонясь головою на столъ. Сна почти совсемъ не зналъ.
28-го сентября съ вечера отъ 1-аго часа до 5-ти часовъ (счетъ времени по Византійски) ночи Старецъ былъ спокоенъ, а съ пяти часовъ открылся сильный жаръ, а также и бредъ. Съ 6-ти часовъ уснулъ и спалъ до утра. Утромъ выпилъ 3 чашки чаю безъ всего и былъ спокоенъ. Приходилъ духовникъ. Поговоривъ съ нимъ немного, выразилъ тяжесть продолжать бесѣду. Послѣ ухода духовника Старецъ вспомнилъ, что забылъ сказать ему, что онъ наяву видѣлъ злобу вражію. Велелъ мнѣ передать ему: «Предстала предо мною злоба вражія, подобно злому звѣрю льву или собакѣ съ ярыми глазами и въ сильной, очень сильной злобѣ хотѣлъ броситься на меня и пожрать меня, но благодать Божія не допустила. Это было, можетъ, въ продолженіи одной минуты или полминуты». Я спросилъ: «Какъ, Батюшка, Вы видели эту злобу - тѣлесными глазами или умомъ?». Онъ сказалъ: «Умственными очами». Къ вечеру съ 8 часовъ опять открылась икота и продолжалась до 11 -ти часовъ. Обращаясь ко мнѣ, Старецъ сказалъ: «У меня ужъ разсудокъ естественный теряется», и вроде какъ бы въ бреду началъ разсуждать о духовникѣ своемъ съ немногою непріязнью, и спросилъ меня, что можетъ это не хорошо. На это я ему сказалъ: «Да. Батюшка, не хорошо. По Вашему теперешнему состоянію ничего не надо разсуждать, а только молиться, а то врагъ запутаетъ Васъ». Онъ послушался, успокоился, пересталъ и икать, и съ усердіемъ слушалъ мою молитву, даже и не шевелясь, какъ бы замеръ. Во все время болѣзни его я, сидя около него, вслухъ раздельно каждое слово читалъ Іисусову Молитву краткую «Господи Іисусе Христе, помилуй мя», помогая ему повторять умомъ за мною. Я спросилъ его, держится ли молитовка ли? Онъ ответилъ: «Чуть-чуть».
Въ другое время бѣсъ представилъ Старцу горделивый помыслъ, желая уловить его высокоуміемъ. Говоритъ мнѣ Старецъ: «Вотъ мнѣ кажется, что я, страдая въ такой болѣзни, терплю больше, чемъ Христосъ на крестѣ». Видя, что это съ нимъ уже отъ слабости ума, я ему сказалъ: «Что Вы, Батюшка, опомнитесь. Вѣдь это Вамъ отъ врага Какъ можно подумать, что Вамъ тяжелѣе, чѣм: Господу было на крестѣ, вѣдь Его-то всѣ оставили и Онъ одинъ страдалъ, никто не помогалъ Ему. А Вамъ-то неотступно я служу и спрашиваю, чѣм: могу помочь». Отъ этихъ словъ Старецъ успокоился и чуточку прослезился. Это было подъ Покровъ, нашъ второй престольный праздникъ. Послѣ этого Старца отнялся языкъ и говорилъ онъ духомъ своимъ, мнѣ одному только всё было понятно. Так духомъ говорилъ и святитель Тихонъ Задонскiй передъ смертію со своимъ только келейником Іоанномъ.
Въ этотъ день всѣ духовныя его чада приходили попращаться съ нимъ. Просили, кому что надо, и онъ черезъ меня давалъ имъ послѣдніе совѣты: и говорилъ мнѣ духомъ и все мнѣ было понятно, и тогда я уже каждому передавалъ его слова. Это было прямо чудо. А еще къ заходу солнца у насъ остановились часы и не знали сколько времени, а было пасмурно. И мы спрашиваемъ: «Сколько теперь времени?» А Старецъ духомъ мнѣ: «Постановите 11 часовъ». А когда проверили на другой день по солнцу, то точно такъ и было. Когда Старецъ всѣхъ благословлялъ, а меня благословить окончательно все отлагалъ, то я сталъ уже побаиваться, что Старецъ, не успевъ благословить меня, умретъ. Тогда я посмѣлъ даже напомнить ему еще: «Батюшка, я боюсь, что Вы не успѣете благословить меня и помрете», на что онъ ответилъ: «Успѣю».
Подъ самый праздникъ ночью у Старца жару уже не было, но большое изнеможеніе. Заказано пораньше кончить бденіе и служить скорѣе литургію, чтобы успѣть передъ смертью причаститься. Но спустя немного Старецъ послалъ меня сказать, чтобы какъ можно скорѣе кончали бденіе и послѣ 6 часовъ съ полночи начать литургію и часто посылалъ меня узнавать скоро ли начнется литургія. Такъ и сдѣлали. Когда началась литургія Старецъ заставилъ меня прочесть три молитвы къ Св. Причащенію и по окончаніи ихъ говоритъ мнѣ духомъ: «Ну, лобызаемся». Я сразу не понялъ, онъ еще повторилъ, и мы поцѣловались; благословилъ меня далъ мнѣ наставленіе въ трехъ главныхъ словахъ. (эти слова остались тайной)
Послѣ причащенія онъ спокойно лежалъ, пищи и воды ничего не принималъ. Всѣ духовныя чада его близкія и издалека пріехавшія на праздникъ, не хотели послѣ литургіи разходиться. Предувѣдомленныя тѣмъ больнымъ, кому Старецъ сказалъ, что на Покровъ скончается, они остались ждать его смерти. Съ утра Старецъ пожелалъ, чтобы прочитали ему Страсти Господни изъ Евангелія отъ Іоанна отъ зачала 46-го. «Нынѣ прославися Сынъ Человѣческій...» Прослушавъ всё, попросилъ свѣчу и заставилъ читать отходную себѣ. Во время чтенія Старецъ лежалъ на спинѣ скрестивъ руки на груди, держа зажженную свѣчу. Прочитали всю отходную до конца и «со святыми упокой» пропѣли, а старецъ не умеръ. И, отдавая свѣчу, сказалъ: «Возьмите». Суди объ этомъ какъ кто хочетъ, а я догадываюсь, причина тому была та, что помѣшали люди. Ему хотѣлось встретить смерть безъ людей, такъ и исполнилъ Господь его желаніе: на другой день 2-го октября онъ умеръ безъ людей. Тогда онъ мнѣ говоритъ: «Хочу и завтра причаститься, но не знаю, проглочу ли Св. Причастіе?» Теперь онъ не могъ уже и съ чайной ложки глотать воду, какъ давалъ я ему послѣдніе три дня, ибо теперь выкашливалъ назадъ. «А ну-ка», говоритъ, «дай-ка мнѣ водицы-то съ ложечки подъ языкъ». И правда, черезъ минуту проглотилъ безъ кашля. Попробовали ешё и такъ до трехъ разъ. Потомъ говоритъ мнѣ: «Скажи духовнику, чтобы завтра, причащая меня, опустилъ бы Причастіе подъ языкъ. Не забудь предупредить его». Такъ и причастили его передъ смертію.
Ночью ему было очень тяжело, хотя жару и не было, а все время проситъ то посадить, то опять положить, и всю ночь безпрестанно не могъ и десяти минутъ побыть въ одномъ положеніи. А къ утру и причастился Св. Христовыхъ Таинъ. Послѣ причастія, проводивъ духовника, мы остались вдвоемъ со Старцемъ, и онъ попросилъ посадить его, какъ и прежде, на постель, опершись головою въ подушку на столъ такъ, чтобы носъ и уста его были свободны для дыханія. Взявъ своею рукою подъ подмышку его лѣвой руки, а правой держа его правую руку, я сталъ творить Іисусову краткую молитву въ тактъ подъ его біеніе пульса. Пульсъ его былъ ровный и твердый, какъ у здороваго. Прислушался къ его дыханію и замѣтилъ, что оно совпадаетъ съ моимъ и при выдыханіи воздуха, и что онъ шопотомъ выговариваетъ «помилуй мя». Такимъ образомъ, приспособленно ко мнѣ, онъ молился Іисусовой молитвой. Такъ продолжалось минутъ около дѣсяти. Потомъ замѣтно пульсъ его началъ дѣлать перебои и ослабевать. Въ это время вошелъ къ намъ въ келлію Отецъ Іоиль. Я говорю ему: «Отецъ, зажги лампадьсу, а то она только сейчасъ потухла». И когда онъ зажигалъ, Старецъ глубоко вздохнулъ. Заметивъ, я крикнулъ: «Отецъ Іоиль! Старецъ помираетъ». Послѣдовалъ еще вздохъ, и душа его тихо вылетела изъ тѣла. Въ моихъ рукахъ такъ онъ и померъ, спокойно, безъ всякаго вздрагиванія.
Мощи — священная глава Старца Ѳеодосія; на челѣ начертанъ крестъ и: «Іеросхимонахъ Ѳеодосій. Старецъ и строитель храма Св. Троицы на Карулѣ, скончался на 69 году отъ рожденія, Окт. 1937 г.»
Причастивъ старца Св. Таинъ, духовникъ возвращался къ себѣ въ келлію. Неуспевъ и пяти минутъ пройти и войти въ свой дворъ, какъ услыхалъ колокольный звонъ, повѣстка о смерти старцевой. Когда всѣ собрались, начали отпѣваніе и по окончаніи у всѣхъ какая-то ощущалась радость подобно праздничной. А послѣ, черезъ нѣкоторое время, читая въ книгѣ Епископа Игнатія Брянчанинова, я встрѣтилъ изреченіе его: «Если по смерти кого въ этотъ день у близкихъ его ощущается на сердцѣ радость, то это признакъ того, что душа эта Богомъ принята».
Старецъ почилъ на 69-ом году отъ рожденія.
Вѣчная память Іеросхимонаху Ѳеодосію, Старцу моему. Со святыми въ мѣстѣ блаженнаго упокоенія упокой, Господи, душу его. И меня, грѣшнаго ученика его, за молитвы его, помилуй.
В следующем отрывке из воспоминаний Павле Рака дано свидетельство (хоть и в негативном свете) о том, что старец Никодим принадлежал к Русской Православной Церкви Заграницей и не имел евхаристического общения с монахами Русского Свято-Пантелеимонова монастыря, который принадлежал официальному православию.
Также мы видим, что старцы Феодосий и Никодим не разделяли учения имяславцев, хотя и были неустанными молитвенниками и творцами Иисусовой молитвы, которой посвятили свои письменные труды в виде дневников.
А это русский Никодим. Один из последних дореволюционных русских монахов, которые жили на Карулях. Он умер в 1984 году. Перед смертью, уже больной, он большей частью лежал, но принимал гостей. Как-то он нам сказал: «Вот видите, я лежу перед вами такой немощной. Когда-то я был крепким человеком, всё мог, много читал, много знал. А сейчас ничего не знаю, Господь всё взял, все слова, кроме одной маленькой молитовки: “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя”. Только её и помню».
Отец Никодим
Есть интересная брошюрка-свидетельство о том, как в 1930–1940-е годы на Афоне в русской среде проходила Иисусова молитва, как подвизались в Иисусовой молитве отец Никодим и его старец, какие испытывали искушения.
К отцу Никодиму приходил бывший псково-печёрский монах Иона. Два-три раза я видел его на престольных праздниках в разных монастырях. Особенно запомнилось, как в Ивероне после литургии все шли с иконой на место её обретения. Это в трёхста-четырёхста метрах от обители, на берегу моря. Люди несли икону, сменяя друг друга. А отец Иона умудрялся держать ее всё время. Он мог кому-то уступить место, но через несколько секунд снова нёс образ сам.
Однажды я шёл от Старого Руссика в сторону Пантелеимонова монастыря, гляжу, – влево уходиттропинка. Мне стало любопытно, я повернул. Через километр увидел келью, ульи и монаха, который в маске занимался пчёлами. Когда он поднял маску, я понял, что это отец Иона. Он обрадовался: «Как хорошо, что ты пришёл». Я стал извиняться: «Простите, наверное, вам здесь привычнее быть одному» А он: «Да нет, заходят люди. Вот, год тому назад полицейский приходил. Грибы тут искал, что ли. И зашёл». Отец Иона оставил меня переночевать в келье: «Вдвоём лучше. Можем акафист почитать антифонно». Утром предложил: «Подожди, пообедаем, а потом пойдёшь дальше». Он сварил в кастрюле чечевицу и почему-то замялся. Ходит туда-сюда в смущении. Потом говорит мне: «Знаешь, у меня тарелок нет. Но мы, когда жили в деревне, ели все из одной кастрюли. Если ты можешь, будем кушать так. А если нет, то сперва ты поешь, а потом я». Для меня не было никаких проблем: там, где я жил, в Каракальском монастыре, из тарелок собирали всю оставшуюся пищу и потом подавали вновь. Мы привыкли и не гнушались друг друга. Услышав это, отец Иона обрадовался, поставил на стол кастрюлю, и мы поели.
Келья подвижника на Карулях
Он очень хорошо отзывался об отце Никодиме, хотя тот и принадлежал к Зарубежной Церкви, которая тогда на Афоне имела полные отличия зилотской группировки, не желавшей литургического общения с Пантелеимоновым монастырём. Ионе отец Никодим передал тетрадки с наставлениями об Иисусовой молитве. Потом по заброшенным кельям я находил много подобных тетрадок. Основная часть в них – общая, но есть варианты. Видно, что все редакции переписаны из одного источника, скорее всего, конца девятнадцатого века. Но всякий раз переписчики добавляли свой собственный опыт. К сожалению, многое утрачено. В те времена наши славянские монастыри были очень неорганизованные, библиотечное дело велось плохо. Сейчас в Хиландаре гораздо лучше и, наверное, в Пантелеимоновском тоже. Но тогда тщательно относились к архивам только в Симонопетре. Туда я и отнес все мною найденные тетради. Им там сразу было определено место. И когда я после возвращался и хотел их почитать, мне в течение десяти минут их приносили. Поэтому я не жалею , что передал русские тетради именно в библиотеку Симонопетра. Их каждый может там найти и с ними работать! Одну тетрадь, рубежа девятнадцатого-двадцатого веков, я готовлю к публикации как пример афонского отношения к Иисусовой молитве. Там видна вся проблематика, которая вспыхнула в связи с почитанием имени Божия.
Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: . Категория: Архив РПЦЗ.
Праведный Иоанн Кронштадтский
(октябрь 19-е)
Слово свт. Филарета (Вознесенского)
Смиренным, рядовым пастырем, простым, доступным, обычным, казалось бы, батюшкой вышел на свой пастырский путь когда-то иерей Иоанн Ильич Сергиев, скромный священник Андреевского Кронштадтского собора, и начал свой пастырский подвиг. Медленно, с малого огонька, казалось бы, в начале, разгорался светильник его трудов и подвига, пока, наконец, не засиял он всероссийскою славою и, наконец, не перекинулся уже и за пределы России. Много было, возлюбленные, в русской Церкви, в русском народе, на русской земле, много было мужей веры и подвига, много было светильников духа, много было великих святых. Но я не знаю, явил ли кто-либо из великих наших угодников именно светоносную силу пастырства, как такового, явил ли во всей красоте, во всей ее силе, во всем ее лучезарном сиянии, так как явил ее, в своем пастырстве дивном, отец Иоанн Кронштадтский! Кто из русских не знает этого чудного имени? Бывает иногда, что в затхлом, холодном, промозглом, сыром, пыльном погребе вдруг откроют Флакон с духами и, среди этой сырости и смрада, пронесется тонкое, освежающее благоухание. Так и в суете жизни, так и для души, казалось бы, запутавшейся во страстях и совсем утопающей в них, иногда достаточно только произнести это слово, напомнить об этом необыкновенном человеке, и все святое как то воскресает в душе. Чувствует человек, что, действительно, с одним именем отца Иоанна связано для него все прекрасное, святое, чистое и все высокое.
Мы с вами уже сегодня молимся ему, уже звучали здесь молитвословия, прямо к нему обращенные, — уже как к Божию угоднику несомненному. Но тем паче, тем больнее как то сейчас знать, видеть, наблюдать, что есть те, кто не только уклоняются в сторону от этого дивного празднования, но еще как то пытаются набросить на него тень. И ведь это те, кто были когда то в нашей Зарубежной Церкви! И знаем мы, как они высказываются об этом нашем высоком духовном торжестве — говорят, что незаконно мы его празднуем! Ведь не нужно быть особенно сведущим в церковной истории, чтобы знать, насколько фальшивы эти обвинения, потому что ведь в более старые времена, не сразу, да и то не всегда, Божий угодник прославлялся всей Церковью… Был благочестивый порядок у нас, действительно, в последнюю пору жизни нашей Церкви, что обычно к прославлению Божия угодника привлекалась вся Церковь и весь русский народ, чтобы сделать прославление как можно велелепнее, как можно торжественнее. Но это не обязательно. Ибо были случаи более древние, когда поместно прославлялся святой, когда какая-либо епархия, во главе со своим архипастырем, прославляла Божия угодника, и это было законное прославление уже потому, что ведь не мы прославляем: славит Господь, и слава эта, хотя бы на отце Иоанне, так ясна и несомненна! А мы только свидетельствуем о том, что он у Бога прославлен. Не аттестат святости и прославления мы ему выдаем. Не прибавит ему ничего наше прославление здесь, а мы только свидетельствуем о святости здесь, о святости того, кто дивно прославлен у Бога. Холодом веет от их этих жестких слов. Бог им судья! А мы с вами, братия, да готовимся праздновать.
Несколько моментов отделяет нас от того торжественного и славного момента, когда зазвенит Зарубежная Церковь ублажением нового Божия угодника. Но помните, кто бы не были все, слушающие меня! Когда то Господь говорил о некоторых своих чтителях: "Приближаются ко Мне люди эти, и устами своими они чтут Меня, но сердце их далеко отстоит от Меня…" Через несколько моментов всего будет снята эта пелена, и перед тобой явится благолепный лик новоявленного великого Божия угодника. Проверяй же себя: посмотреть ли ты только пришел на торжественную службу, просто так, как-то поверхностно к этому относясь? Проверь себя! Помни, когда отец Иоанн совершал свою исповедь, для него не было тайн, он, в Боге живущий, видел всех, кто был тогда за его многотысячной исповедью, и прямо говорил, что у некоторых людей не было достаточного покаяния. "Кайтесь, кайтесь!" — говорил он, прямо к ним обращаясь, показывая, что ему открыты тайны сердец человеческих.
Помни, что, в этот славный и торжественный час, отец Иоанн здесь с нами. Не сомневайся в этом, и помни, что он видит всех нас, он видит меня, он видит тебя, и знает думы сердца твоего. Молись же ему от души. Помни, что отец Иоанн, это — наша радость, наша слава, наша благодать, наша русская честь. Наша Россия именно в эти страшные последние десятилетия дала миру такого угодника Божия. И если, действительно, понимаешь это, — тогда, конечно, и ты прославляешь его от всей души. Отче Иоанне! Радость наша, утешение наше, как вразумить тех, кто уклоняется от прославления тебя!! Твоей любовью и молитвою покрой всех нас, ибо дадеся тебе благодать молиться за нас. Аминь.
Современники святого праведного Иоанна Кронштадтского яростно спорили о нем. В народе его любили и почитали, а либеральная интеллигенция считала его черносотенцем и реакционером, символом мрачного самодержавия. Консерваторы его уважали, но не всегда понимали. Спустя сто лет, когда отец Иоанн был прославлен Православной Церковью, эти споры возобновились и «расклад сил» оказался почти таким же, что и в начале XX века. Почему для нас сейчас так актуален святой праведный Иоанн? Чему можно у него научиться? Об этом мы беседуем со священником Филиппом Ильяшенко, заместителем декана исторического факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета.
Секрет его популярности
— Отец Филипп, почему отец Иоанн Кронштадтский пользовался такой огромной популярностью у простого народа? Все дело в чудесах, исцелениях, или на то есть и другие причины?
— Этим вопросом задавалось — и не находило ответа! — все образованное русское общество на рубеже XIX-XX веков. Мне кажется, что главная причина — не сами по себе чудеса, не сами по себе исцеления, а то, что за ними стояло, что делало их возможными. А именно то, что он сам называл «жизнь во Христе». То есть дар любви, той божественной любви, которую он получал в ежедневном причащении святых Христовых Тайн, в ежедневном служении Литургии, и которая выражалась в его готовности каждую минуту своей жизни, каждой копейкой своего достояния послужить ближнему. И эту любовь не мог не чувствовать народ, и поэтому шел к нему.
Но такая любовь встречается нечасто. Не только в ту эпоху, но и вообще во все времена имеет место дефицит святости. Может быть, только в первые века христианства святость была нормой жизни, затем христиан становится все больше, а святости — все меньше. Неудивительно, что на общем теплохладном, обмирщенном фоне такие подвижники, как святой праведный Иоанн, привлекают к себе множество людей. А уж тем более на переломе XIX-XX веков, когда Россия стремительно развивается, идет бурный процесс модернизации, когда приходит время банков, заводов и фабрик, быстрых капиталов. Это просто не время святости. Плюс к тому незавидное положение Церкви в синодальный период — когда она практически всеми воспринималась как один из институтов государственной власти, священники воспринимались как государственные чиновники. И в такой ситуации отец Иоанн, явивший в своем служении настоящую церковную жизнь, конечно, был явлением исключительным.
Конечно, нельзя сказать, что он на всю Россию был один-единственный светоч. Мы можем вспомнить московских священников — отца Алексия Мечёва, который в каком-то смысле является продолжателем дела отца Иоанна, отца Валентина Амфитеатрова, о котором отец Иоанн говорил своим московским почитателям: что вы едете ко мне, у вас же в Москве есть отец Валентин! Тем не менее масштаб известности у других достойных пастырей был все-таки меньшим, чем у отца Иоанна Кронштадтского, да и не так уж много их было в пересчете на всю тогдашнюю Россию. И дело не в том, что большинство священников были плохи — нет, в массе своей это были добросовестные люди, честно исполнявшие свое служение... но народ стремился к большему — к святости, и чувствовал ее в отце Иоанне задолго до официального церковного его прославления.
— А что же образованное общество? Откуда оно черпало представления об отце Иоанне?
— По большей части из прессы. Все началось с публикации в 1883 году в столичной газете «Новое время» так называемого «Благодарственного заявления», в котором около двадцати человек написали, что были неизлечимо больны, ходили по всевозможным врачам, использовали все средства медицины — и безрезультатно, а вот пришли к отцу Иоанну, который призвал их в участию в Таинствах Церкви, к частому причащению (вспомним, кстати, что тогда нормой считалось причащаться раз в год), и они исцелились. Причем каждый подписавшийся указал, чем именно он болел, и как все происходило. Потом в разных изданиях были и другие публикации.
Но не только в прессе дело. Вообще, есть миф, будто к отцу Иоанну со всей страны стекались одни лишь неграмотные крестьяне. Это, конечно, вовсе не так. Современники отца Иоанна в своих письмах и воспоминаниях свидетельствуют, что к нему потоком шли совершенно разные люди, всех сословий, бедные и богатые, простые и образованные. И крестьяне, и рабочие, и купцы, и учителя, и инженеры, и чиновники. Я уж не говорю о том, что многие образованные люди принимали отца Иоанна у себя дома. Есть, кстати, забавное воспоминание одного семинариста, плывшего пароходом в Кронштадт, который слышал, как три интеллигентные дамы спорили, чем объясняется необыкновенная сила этого батюшки: «спиритизмом, гипнотизмом или животным магнетизмом».
Но все-таки бóльшая часть образованного общества не принимала отца Иоанна — не принимала жестко, категорично. Причина тут, на мой взгляд, заключается не столько в самом отце Иоанне, сколько в умонастроениях той части русского общества рубежа XIX-XX веков, которую тогда стали называть «интеллигенцией». Это были люди, которые, с одной стороны, фактически отпали от Церкви, от традиции, а с другой — страстно, напряженно искали истину, искали идеал, жаждали справедливости, счастья для всех... и эту жажду, религиозную по сути своей, пытались удовлетворить идеологией безбожного гуманизма, а наиболее радикальные — идеями революционного переустройства общества. Естественно, при таком настрое они никак не могли принять отца Иоанна — он противоречил всем их принципам. Они отвергали церковное учение — а он его горячо защищал; они отвергали монархию — а он был убежденным монархистом; они превозносили светскую культуру — а он ее весьма эмоционально критиковал (особенно театр). Причем все он делал ярко, заметно. Словом, они воспринимали отца Иоанна как конкурента в борьбе за влияние на умы.
Иногда эта ненависть к отцу Иоанну доходила до крайностей. Есть воспоминание современников о том, как отец Иоанн во время Литургии, когда должно было начаться причастие, вышел с Чашей — и, увидев, как некий студент прикуривает от лампады, сделал ему замечание. Студент же ударил отца Иоанна, Чаша частично расплескалась, камни, на которые попали Святые Дары, были потом вынуты и брошены в море, а студента народ едва не растерзал.
Известны и другие случаи, уже не физической, а «творческой» расправы, например, издевательская пьеса В. Протопопова «Черные вороны», основанная на газетных фельетонах, или повесть Н. С. Лескова «Полунощники», где жестоко высмеивалось окружение отца Иоанна с явным намеком на то, что все это шарлатанство. С 1905 года, после либерализации цензуры, в прессе стали появляться карикатуры на отца Иоанна, иногда откровенно непристойные.
Отряд сестер милосердия, отбывающий на Дальневосточный фронт. В центре о. Иоанн Кронштадтский, пришедший благословить и проводить сестер. Фото 1904 г.
В разных плоскостях
— А Толстой? Отец Иоанн его постоянно обличал за нападки на Православие. Отвечал ли ему Лев Николаевич?
— Практически нет. Есть отдельные его высказывания, что, дескать, я отца Иоанна не читал, ничего сказать не могу, мне это неинтересно. То есть Лев Толстой не вступал в полемику. Причину я вижу в том, что Толстой по своему происхождению, кругу общения, образу жизни находился совсем в иной плоскости, нежели отец Иоанн. Граф Толстой был аристократом, при всем своем демонстративном демократизме. Отвечать людям вроде отца Иоанна ему, возможно, казалось ниже своего достоинства: отец Иоанн — это какой-то «старичок», «из трупа» которого власть делает «предмет народного поклонения».
Вообще, единственное, в чем пересекались «плоскости» Льва Толстого и отца Иоанна, — это вера. И тут-то и летели искры, тут-то и разгоралась борьба за умы.
Надо сказать, что и отец Иоанн спорил-то, по сути, не с Толстым, а с теми, кто увлекся толстовским учением. Да, в статьях отца Иоанна есть слова вроде «опомнись, граф Толстой, прекрати хулить...» Но целевая аудитория этих статей — не сам Лев Николаевич, а молодежь, увлекшаяся толстовством. Есть архивные свидетельства, что родители этих молодых людей приходили к отцу Иоанну в слезах, просили помощи: наши дети духовно погибают. Разумеется, отец Иоанн как пастырь, ответственный за души пасомых, не мог молчать, и использовал все свои возможности, весь свой авторитет, все свое влияние, чтобы обличить неправду Толстого и тем самым вернуть в Церковь хотя бы кого-то из соблазнившихся.
Да, отец Иоанн делал это очень эмоционально, да, в его дневниках есть очень «неполиткорректные» слова по поводу Льва Толстого, которые можно со стороны воспринять даже как пожелание тому смерти, но такая пылкость имеет своей причиной не ненависть, а любовь к своим духовным чадам.
При этом, заметьте, обращался он не к не-грамотным людям, понятия не имевшим о толстовской критике христианства, а к образованной части общества, точнее сказать, к молодежи, получившей образование, начавшей читать, думать, искать правду, но еще, в силу возраста, очень нестойкой, легко соблазняющейся любыми модными идеями. Как пастырь Церкви он обязан был свидетельствовать им об Истине, о Православии.
— А все-таки почему именно Толстой воспринимался как главная угроза? Помимо Толстого, что, не было других идеологических противников, других проповедников безбожия?
— Отвечу цитатой из предсмертного дневника отца Иоанна, это запись от 3 октября 1908 года (за три месяца до смерти): «Не скорби безутешно о злополучии Отечества. Земное Отечество страдает за грехи царя и народа, за маловерие и недальновидность царя, за его потворство неверию и богохульству Льва Толстого и всего так называемого образованного мира министров, чиновников, офицеров, учащегося юношества. Молись Богу с кровавыми слезами об общем безверии и развращении России».
Для отца Иоанна Лев Толстой был наиболее ярким, персональным проявлением того неверия, которое он видел во всех слоях образованного общества, вплоть до государя императора. Иначе говоря, Толстой стал для отца Иоанна неким символом предательства православной веры, в Толстом отец Иоанн видел полнейшее воплощение той тенденции, которая его пугала.
Преувеличивал ли он объективную меру влияния Толстого? Если глядеть из XXI века, то, возможно, да. Но тогда, сто с лишним лет назад, все виделось иначе. Отец Иоанн же был простым человеком, плотью от плоти народа и Льва Толстого воспринимал как некоего оракула, на которого с восхищением смотрит образованное юношество, перед гением которого даже власть склоняется и закрывает глаза на разрушение им основ бытия. Отсюда и такая прицельная фокусировка на его фигуре, отсюда такая эмоциональность его статей.
— А каков результат этих статей? Целевая аудитория услышала отца Иоанна? Был какой-то отклик?
— Что отец Иоанн был услышан — это несомненно. В его личном архивном фонде есть множество писем и от родителей, которые просят спасти их детей от лжеучений Толстого, и письма от молодежи, где та негодует: как, мол, вы смеете поднимать свой голос против великого писателя, против гения и гордости земли русской? Есть также и письма от родителей, которые рассказывают отцу Иоанну про реакцию своих детей на его обличительные статьи против Толстого. Реакция была разной, чаще негативной, но были и те, кто задумался. А возможно, слова отца Иоанна возы-мели воздействие не сразу после их прочтения, а много лет спустя. В общем, вся эта полемика с учением Толстого была не зря.
— Как Вы думаете, почему все-таки обличения отца Иоанна хоть и были услышаны интеллигенцией, но не возымели массового эффекта?
— Потому что тогдашняя русская интеллигенция была поразительно некритична к реальности. Одна из главных ее особенностей — ангажированность, неспособность к непредвзятому восприятию чего бы то ни было. С одной стороны, претензия на учительство (мы сейчас просветим темный народ и приведем его к счастью), с другой — абсолютная нетерпимость к иной точке зрения. Кто думает иначе, чем мы, — он не просто ошибается, онзлонамеренно ошибается, он подлец, негодяй, с ним нужно беспощадно бороться. Во что вылилось такое умонастроение в 1917 году, говорить излишне. Вот и статьи отца Иоанна интеллигенция воспринимала именно в контексте «он враг, реакционер, черносотенец!»
Февраль 1917 г.
Монархист
— Это, кстати, одно из самых известных обвинений в его адрес — что он черносотенец, антисемит, погромщик. А как на самом деле было?
— Начну с последних слов — «антисемит», «погромщик». Это стопроцентная ложь. Нет никаких свидетельств — ни текстов отца Иоанна, ни воспоминаний современников — где он бы высказывал что-то антисемитское. А вот что касается «погромщик» — всё с точностью до наоборот. Когда в 1903 году случился страшный погром в Кишиневе, отец Иоанн совместно с епископом Антонием (Храповицким) подписал резкое заявление — «Слово о кишиневских событиях», где очень жестко с христианских позиций осудил погромы. Кстати, текст этот потом распространялся еврейскими обществами, что навлекло на отца Иоанна нападки крайних реакционеров.
Но правда в том, что отец Иоанн действительно вступил в монархическую организацию «Союз русского народа». Эта организация возникла в 1905 году, после событий первой русской революции, и объединяла тех подданных Российской империи, которые ужаснулись смуте и хотели спасти монархию, она объединяла людей из разных сословий, разного уровня достатка, разного культурного уровня (достаточно сказать, что туда входили и Дмитрий Иванович Менделеев, и Виктор Михайлович Васнецов), да и разных национальностей, кстати. Для отца Иоанна, глубоко преданного монархической идее и враждебно относившегося к революционному движению, «Союз русского народа» был, прежде всего, традиционалистской организацией, занимающей охранительную позицию. Программа «Союза», в которой основным пунктом значилось, что «благо родины — в незыблемом сохранении православия, русского неограниченного самодержавия и народности», была по ключевым вопросам созвучна его убеждениям. Тогда, после октябрьского манифеста 1905 года, после объявления свободы слова, собраний, в России возникает целый спектр политических сил, от крайне левых до крайне правых. В том числе и «Союз русского народа».
Естественно, в дореволюционной либеральной прессе, а уж тем более в советской пропаганде, его представляли как средоточие зла, насилия, жестокости, возлагали на него вину за те же самые погромы. Хотя большинство еврейских погромов произошло до 1905 года, то есть до создания организации. Но кого в советское время интересовали такие хронологические накладки?
Разумеется, я не утверждаю, что «Союз русского народа» был таким уж замечательным, что его не в чем было упрекнуть. Тем более что по большому счету ничего особого он и не добился, русскую революцию не предотвратил, да и вряд ли мог.
Но факт в том, что отец Иоанн был убежденным монархистом с юности, и он видел ту угрозу, которая нависла над Россией в те, казалось бы, спокойные годы, когда смута 1905 года была подавлена, когда Россия внутренняя стремительно развивалась и экономически, и культурно, ее международное положение было вполне прочно. Тогда, уже незадолго до смерти, он взывает к государю: «Проснись, спящий царь!» Он чувствует, что надвигается катастрофа, и ее причины — не внешние, а внутренние. Это помрачение умов, охватившее если не весь народ, то весьма большую — и самую активную! — его часть.
Хотел ли чего-то конкретного от государя отец Иоанн? В его дневниках мы не найдем какой-либо развернутой «политической программы», но, видимо, ему представлялись необходимыми жесткие меры: усиление цензуры, запрет всех газет и журналов, подрывающих устои, запрет религиозно-публицистических (замечу, не художественных!) сочинений Льва Толстого (и не его одного только). В конце сентября 1908 года отец Иоанн записывает: «Свобода печати всякой сделала то, что <…> читаются почти только светские книжонки и газеты; вследствие этого вера и благочестие падают; правительство либеральничающее выучилось у Льва Толстого всякому неверию и богохульству и потворствует печати, смердящей всякою гадостью страстей. Все дадут ответ Богу — все потворы». То есть отец Иоанн призывал именно к тем мерам, которые либеральная интеллигенция считала абсолютным злом. Однако время показало правоту отца Иоанна — свобода совести оказалась свободой жить без совести, те гражданские свободы (слова, собраний, партий), которыми пользовались после 1905 года либералы, обернулись катастрофой 1917 года, после которой начался такой террор, какой и представить никто из «людей прогрессивных взглядов» не мог.
Замечу, что, будучи принципиальным монархистом, застав четырех государей — от Николая Первого до Николая Второго, отец Иоанн вовсе не идеализировал конкретных монархов. Что касается последнего государя, то он не раз заочно — на страницах своего личного (не предназначенного для печати и никогда последнему царю не известного дневника) — взывал к нему, считал, что тот слишком пассивен, что не видит, не осознает весь ужас ситуации. Эту «болезнь» отец Иоанн находил не только у царя, но у всего просвещенного общества в целом: «На почве безверия, слабодушия, малодушия, безнравственности совершается распадение государства. Без насаждения веры и страха Божия в населении оно не может устоять».
О. Иоанн Кронштадтский в г. Боровичи. Рядом — городской голова и местные чиновники. Фото 1901 г.
— То есть можно сказать, что в отношении будущей русской революции 1917 года отец Иоанн оказался пророком?
— Это непростой вопрос. Есть разные апокрифы об отце Иоанне, где, дескать, он в деталях предсказал все, что случится в 1917 году, что Россия падет на колени, но потом, спустя долгие годы, воспрянет вновь. Однако это именно апокрифы, никаких документальных подтверждений тому нет.
Вообще, когда мы говорим о документальных подтверждениях, прежде всего надо сказать о дневнике, который отец Иоанн вел во все время своего пастырского служения, куда ежедневно записывал все свои мысли, случившиеся с ним события... Кстати, знаменитая книга «Моя жизнь во Христе» — это избранные и подготовленные к печати выдержки из его основного дневника.
Так вот, в сохранившихся дневниковых тетрадях (в том числе, в т. н. Предсмертном дневнике) у отца Иоанна нет никаких детализированных пророчеств о судьбах России. Есть общее ощущение, что надвигается беда, что все это когда-нибудь плохо кончится, но как именно, когда, в каких формах, там не сказано. Несомненно, отец Иоанн уловил тенденцию, причем уловил как раз тогда, когда остальные расслабились, успокоились, когда всем казалось, что ужасы 1905 года позади ... И сегодня очевидно, что это его предчувствие явилось именно пророчеством.
Опыт добра и честности
— Давайте поговорим уже о близких временах. В советскую эпоху мало кто помнил об отце Иоанне, кроме глубоко воцерковленных людей, и то, видимо, не всех. Потом советская власть кончилась, имя отца Иоанна вновь стало известным, причем не только в церковной среде. О нем публикуются статьи, издается «Моя жизнь во Христе», издаются его биографии. Так вот, как отнеслась к отцу Иоанну светская интеллигенция 90-х годов прошлого века?
— Тут есть определенное сходство с ситуацией начала XX века. Как и тогда, постсоветская либеральная интеллигенция восприняла отца Иоанна в штыки. Были воспроизведены все те же мифы столетней давности — и насчет черносотенства, и насчет пресмыкательства перед царем, и насчет шарлатанства, и насчет невежества людей, тянувшихся к нему со всех концов страны.
Конечно, есть и различия. Все-таки современники отца Иоанна, люто критиковавшие его, были рождены и воспитаны в православной стране, в патриархальной культуре, и, как бы они ни отрицали эту среду, она на них влияла. Они говорили с отцом Иоанном на одном языке, хоть и говорили диаметрально противоположное. Другое дело люди конца XX века, выросшие на безбожной советской идеологии. Для них отец Иоанн гораздо менее понятен, для них он фигура историческая и чуть ли не мифологическая.
Разница еще и в том, что в начале XX века интеллигенция презирала Церковь, но не боялась ее, и отец Иоанн не казался ей источником серьезной угрозы. Разве может какой-то поп остановить железную поступь социального прогресса? А вот в конце века ситуация изменилась: в среде либеральной интеллигенции возник страх перед церковным возрождением, возникли опасения, что вот сейчас Церковь окрепнет, заполнит собой идеологический вакуум, образовавшийся после падения коммунизма, и установит жесткий тоталитарный режим. Соответственно, отца Иоанна некоторые антиклерикалы восприняли как символ того ужаса, который ждет Россию, если к власти придут «церковники».
Сейчас, двадцать лет спустя, эти опасения как-то приутихли. Во всяком случае, нынешних антиклерикалов фигура отца Иоанна не слишком интересует.
— Если отвлечься от фигуры отца Иоанна, да и от фигуры Толстого, и посмотреть на суть заочного спора между ними, можно ли сказать, что спор этот окончен? Или он в других формах, с другими персоналиями продолжается в России и по сей день?
— Конечно, спор продолжается, пусть и на новом историческом этапе. Спор мировоззренческий: сталкиваются два отношения к жизни, одно из которых основано на вере во Христа, а другое — на безрелигиозном гуманизме. Собственно говоря, этот спор идет как минимум с эпохи Возрождения. Полемика между отцом Иоанном и Львом Толстым — всего лишь один из эпизодов этого глобального исторического противостояния.
Сегодня, в современной России, происходит ровно то же самое. Одни люди, условно назовем их «либералами», стремятся привести человечество к счастью, как они его понимают — то есть к максимальному удовлетворению всех материальных и психологических потребностей большинства населения, и ради своей цели готовы сломать всё то, что им мешает, то есть традиционную мораль, традиционные семейные ценности, духовную традицию. Другие люди, условно назовем их «консерваторами», исходят из того, что земная жизнь дана человеку для подготовки к Вечности, а поэтому ее устройство должно быть таким, чтобы, насколько это возможно, содействовать воспитанию души. То есть стремятся сохранить и обогатить традиционные ценности.
Танки перед Белым домом. Москва, 1991 г.
Конечно, жизнь устроена сложнее, чем любая схема, и потому нельзя утверждать, что «консерваторы» правы во всем, а «либералы» — ни в чем. Я уж не говорю о методах отстаивания своей правоты — бывает, что метод напрочь дискредитирует самую верную идею. Однако в целом мы не можем не видеть того, что современные «либералы» повторяют ошибку своих предшественников столетней давности — болея душой при виде «свинцовых мерзостей» текущей жизни, они готовы сломать всё до основания, чтобы наступило прекрасное «затем». А консерваторы им возражают: «затем» будет ужасным. Мы рискуем вообще потерять Россию и раствориться в глобальном мире, выстроенном на чуждых христианству принципах. Сейчас, как и сто лет назад, как и всегда, атака на традиционные ценности может привести к полнейшему коллапсу — государственному, национальному, культурному, духовному. Но современные «либералы» не желают этого понять, поскольку их мышление ангажировано точно так же, как и у их предшественников начала прошлого века.
— Давайте все-таки вернемся к отцу Иоанну. Как Вы думаете, может ли его фигура оказаться интересной не только воцерковленным, но и нецерковным людям? Тем, кто еще не определился в духовном отношении? Есть ли в опыте жизни отца Иоанна Кронштадтского что-то такое, что может им помочь?
— Думаю, да. Сама жизнь отца Иоанна показывает, что он — явление вовсе не внутрицерковное, а общенародное, общероссийское. Перефразируя слова тюремного врача, доктора Гааза, отец Иоанн стремился делать добро, вся его жизнь была пронизана этим стремлением. А это стремление — стремление любви, любви жертвенной, деятельной. Причем отец Иоанн, видя нуждающихся в его помощи, не пускался в рассуждения: а хватит ли у меня сил, а не взваливаю ли я на себя неподъемную ношу, а не лучше ли, чтобы кто-нибудь другой помог, а нужно ли вообще помогать, а будет ли прок от моей помощи — как это частенько делаем мы, оправдывая свою пассивность. Он просто делал что мог, даже в ситуациях, когда, казалось бы, ничего сделать было нельзя: например, снимал с себя одежду или обувь и отдавал нуждающемуся. И — Бог содействовал его любви, и неожиданно появлялись жертвователи, появлялись помощники. А появлялись именно потому, что отец Иоанн отдавал себя всего. Этим, как сейчас бы сказали, «социальным служением» была пронизана вся его жизнь. Общеизвестный факт, что десятилетиями он спал не более четырех часов в сутки. Его день, благодаря дневнику и воспоминаниям очевидцев, реконструирован едва ли не по минутам. Попробуйте вот так пожить, и не пару дней, не неделю — а десятки лет! Сразу станет понятно, что без веры, без молитвы, без благодати Божией это физически невозможно, быстро случится то «выгорание», скорее та дегра-дация, примеров которой мы в современной жизни видим немало.
И второе, о чем надо сказать — это честность отца Иоанна, честность перед Богом и самим собой. Из его дневника мы видим не благостный хрестоматийный образ угодника Божия, а живого человека, который на своей шкуре знает, что такое грех, что такое страсть, который раздражается, гневается, обижается, соблазняется — но и находит в себе силы на подлинное покаяние, преодолевает все это в себе. Вот это очень полезно почитать тем, кто еще не сделал свой религиозный выбор: смотрите, что такое настоящая духовная жизнь христианина, неприглаженная, не сусальная. Вот как пролегает дорога к святости.
Настал тот день, когда уже прославленные Богом на небе Новомученики Российские были на земле громогласно, перед лицом всего человечества, причислены к лику святых, которых, по слову апостола Павла, «недостоин весь мир». Об этом – 31 октября/1 ноября 1981 года возвестила миру Русская Православная Церковь заграницей. Пускай не все еще могут воспринять это величайшее событие, свидетельствующее за шесть лет до 1000-летия Крещения о победоносности Церкви, украшенной нечислимым множеством мучеников.
История русского православного прихода в Вечном городе берет свое начало с октября 1803 года, когда Император Всероссийский Александр I подписал указ об учреждении русской церкви при римской посольской миссии и назначил в Рим для прохождения служения священника Василия Иоанновича Иванова. Однако внешнеполитическая европейская ситуация в начале XIX столетия позволили вернуться к вопросу устройства храма в Риме только через 20 лет. Первоначально храм во имя святителя Николая Чудотворца разместили в посольском доме на Via del Corso. Впоследствии в течение XIX века церковь трижды переносилась вместе с российской дипломатической миссией в Риме из одного здания в другое. Как и все заграничные российские приходы, русская церковь в Риме была включена в состав Санкт-Петербургской митрополии, но во многом, прежде всего материально, зависела от Министерства иностранных дел Российской Империи и носила наименование посольской.
(....) "Уже нет ни м.Сергия, ни сергиан. "Декларация" 1927 г. ушла в прошлое, ей больше никто не руководствуется. РПЦ МП прославила Новомучеников из числа "правой оппозиции", давая понять, что отождествляет себя не только с м.Сергием, но и с его противниками".
Ответ:
Политика м.Сергия не была осуждена в позднейших документах РПЦ МП, равно как и его "Декларация" 1927 г.
Арх.Собор РПЦ МП 25—27 октября 1990 г. в своём Воззвании заявил, что "Церковь не считает себя связанной Декларацией митрополита Сергия 1927 года", но при этом подчеркнул: "Со всею определённостью мы обязаны подчеркнуть, что Декларация 1927 г. не содержит ничего такого, что было бы противно Слову Божию, содержало бы ересь, и таким образом, давало бы повод к отходу от принявшего её органа церковного управления".
Тем самым, Арх.Собор МПпризнал, что "Декларация" 1927 г. якобы соответствовала Слову Божию и осудил действия Новомучеников, которые принципиально не были с ней согласны, а потому не только отошли от незаконного сергианского управления, но и лишили сергиан общения с собой.
Лишение общения - это отлучение от Церкви.
Показательно, что недавние выступления патриарха МП Кирилла, м.Климента и м.Илариона содержат только хвалебные оценки "Святейшего Патриарха Сергия" и его политики.
Канонизация РПЦ МП в 2000 г. некоторых Новомучеников не означала отмену сергиевских прещений, а представляла собой нелепую попытку присвоить себе чужие святыни (имена Новомучеников, убитых за отказ поминать Сергия) и смешать во едино подвиг Новомучеников и приспособленчество их гонителей.
Затем начался обратный процесс деканонизации - Московская Патриархия в 2012 г. вычеркнула из своих святцев имена трёх десятков новомучеников (http://diak-kuraev.livejournal.com/404290.html), в число которых попали епископы Истинно-Православной Церкви. Напр., Еп.Макарий (Кармазин) (+1937).
По слову Первоиерарха РПЦЗ Митр.Виталия, в 2000 г. иерархия МП провернула "политическую манипуляцию" для того, чтобы "утихомирить голос своих верующих", требующих скорейшей канонизации Царской Семьи и Новомучеников. Очевидно, что канонизация части Новомучеников была вынужденной и временной мерой со стороны МП.
"Московская Патриархия, - писал Митрополит Виталий в своём "Послесоборном послании 2000 г. , - решила пойти на политическую манипуляцию и совершить свое прославление с одной только целью утихомирить голос своих верующих, и таким образом самой еще как-то просуществовать. Другими словами, Московская Патриархия, будучи прямой наследницей палачей, поверх своей волчьей шкуры нарядилась в невинную овцу и теперь прославляет убиенных, замученных жертв коммунистических ее вождей. До этого, годами Московская Патриархия была в полном согласии с большевиками и правителями в СССР уничтожающих сотни тысяч верующих".
При новой диктатуре чекизма с чекистом В. Путиным во главе в стране объявлено восстановление почитания советской эпохи и кровавого большевизма. Памятники палачам, устроившим геноцид русского народа, не только не убираются, но в последнее время стали восстанавливаться. Последней иллюстрацией тому служит торжественное открытие памятника Дзержинскому в Тюмени, что сопровождалось лживой компанией по телевидению в оправдание этого зверя. Подобных зверей оказалось немало и в церкви. Но в отличии от прямых убийц задачей чекистов церковных (а многие из них имели и продолжают иметь чин и звание в КГБ) являлось идеологическая обработка населения в духе большевизма, пропаганда заграницей об отсутствии гонений на веру в СССР, а также прямое сотрудничество с карательными органами, сдача неугодного оппозиционного духовенства. Главный из этих новых Иуд – митрополит Сергий (Страгородский) с 1927 г. войдя в сговор с большевиками, устроил революцию в Церкви, против воли Первоиерарха Российской Церкви митр. Петра и епископата, объявил о сотрудничестве с богоборцами и единстве их «радостей и печалей» с радостями и печалями Церкви. Так что все томившиеся в тюрьмах и ссылках мученики за веру были объявлены им «политическими преступниками», а гонения на Церковь в СССР «не существующими» и «выдумкой лжецов». Большевики дали полную свободу действий сторонникам митр. Сергия – «сергианам» и сделали их официальной советской церковью, несогласную же с ним Российскую Церковь автоматически объявили «контрреволюционерами», подлежащими расстрелу. Так что Церковь была вынуждена уйти в катакомбы и частью сохранялась в зарубежных епархиях. Официальная же советская церковь с амвона благословляла все злодейства большевиков, так что наравне с ними обагрилась кровью всех невинно убиенных Православных мучеников.
"Равночисленныя бо песка слова благодарности аще приносим, ничтоже совершаем достойно всех вас молитв и поддержки".
Благослови, спаси и сохрани Вас Господь!
После освобождения, мы провели с семьей несколько дней вместе, молясь, беседуя, играя, молча. Меня особенно восхищает и утешает самообладание наших детей, как при прощании год назад, так и при встрече на прошлой неделе. От них же я услышал мысль об отсутствии "душевного поверхностного восторга" в момент встречи, и вместо него - мир и вера в духовное семейное единство под благодатным покровом молитвы Церкви. Слава Тебе Господи!
Обстоятельства пока не позволяют мне вернуться в Аргентину.
Но - "Жди меня, и я вернусь"!
Во веки благодарен и смиренный о всех вас богомолец,
Констатацией духовной катастрофы закончилась в Москве международная конференция «Научно-богословское осмысление мученичества, исповедничества и массовых репрессий», проводимая общецерковной аспирантурой имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия при участии Новоспасского ставропигиального мужского монастыря (МП), мемориального научно-просветительского центра «Бутовский полигон» и при поддержке фонда «Русский мир».
Тон конференции был задан митр. Иларионом (Алфеевым). В своем вступительном докладе 24 октября он задавался вопросом:
Не слишком ли ограничивают нас в почитании новомучеников ранее сформулированные критерии? Не слишком ли узко и категорично мы подходим к оценке деяний людей, находившихся в жесточайших условиях тоталитарного террора?
Митр. Иларион считает препятствием для дальнейшего прославления Новомучеников слишком жесткие и искусственные принципы прославления:
Например, представленный к канонизации не должен был ни в чем сознаться: ни подтвердить свою «вину» (например, в контрреволюции), ни рассказать о «вине» других. По этим критериям у нас, например, не канонизированы некоторые исповедники веры. У нас нет, казалось бы, оснований сомневаться в том, что они страдали за Христа, однако их прославление не происходит… Насколько мы можем доверять документам, подписей под которыми добивались от людей нашей Церкви под пытками, в полуобморочном состоянии, либо просто кто-то другой ставил за них подпись?
Каков же вывод митр. Илариона? Вывод, являющийся признанием полного духовного бессилия:
Только полное открытие архивов эпохи гонений позволит нам снять имеющиеся многочисленные вопросы о том, возможна или нет канонизации того или иного человека, пострадавшего в эпоху гонений.
После 24 декабря 2010 года в Русской Православной церкви не было прославлено ни одного новомученика
Апокалиптическую картину обрисовал в своем докладе «Практические аспекты работы с материалами по канонизации новомучеников» о. Максим Плякин. Он констатировал, что процесс канонизации практически остановился.
О. Максим очень связно излагает:
Сбор сведений о пострадавших за веру в гонения XX века был в своё время инициирован Определением Священного синода Русской Православной церкви от 25 марта 1991 года. После него Архиерейский собор 1992 года определил создавать в епархиях специальные комиссии.
Однако методологические принципы работы комиссий в то время были сформулированы лишь в самых общих чертах. Это привело к тому, что сведения, собранные о канонизированных в 2000 году, были очень пёстрыми – подробными, либо краткими.
Уже тогда возникли и первые вопросы. Оказалось, что вполне разумное, на первый взгляд, положение о том, что кандидат на прославление не может быть сотрудником репрессивных органов, осведомителем или лжесвидетелем, доказать весьма сложно. Обратное – то есть конкретные факты сотрудничества с органами — относительно легко устанавливаются по материалам следственных и агентурных дел, однако представить однозначные доказательства обще-отрицательного суждения невозможно просто по законам логики.
В светском праве в подобных случаях действует принцип презумпции невиновности. То же положение вещей до 2002-2003 года было и в Синодальной комиссии по канонизации: если в материалах следственных и иных дел не находили упоминаний сотрудничества с органами, соискателя считали невиновным.
Однако со временем возобладала иная точка зрения, окончательно закреплённая в «Рекомендациях к деятельности епархиальных комиссий по канонизации святых в епархиях Русской Православной церкви», принятых Синодом РПЦ 6 октября 2011 года. Правда, на практике принципы, положенные в основу этого документа, применялись и ранее.
Согласно этому документу, собранные сведения должны подробно освещать жизнь соискателя на канонизацию во все периоды жизни и однозначно свидетельствовать о том, что он не был сотрудником органов ЧК, НКВД, ОГПУ. Причём ответы архивов о том, что в них не содержится документов о том, что человек был сотрудником вышеперечисленных органов, в этом случае достаточным доказательством не считаются.
Таким образом, на сегодняшний день в Комиссии фактически сформировано представление о презумпции виновности соискателей на канонизацию, причём оно распространяется не только на страдальцев 20-50-х годов, но и на жертвы первых лет советской власти.
При этом Комиссия руководствуется принципом, что, если сведения, компрометирующие того или иного соискателя на сегодняшний день не обнаружены, они могут быть обнаружены в дальнейшем.
Таким образом, члены епархиальных комиссий по канонизации оказываются сегодня в патовой ситуации, когда предоставление документов, которое запрашивает у них комиссия Синодальная, фактически невозможно. На практике это привело к тому, что после 24 декабря 2010 года в Русской Православной церкви не было прославлено ни одного новомученика, помимо двух дел, рассмотренных соответственно в УПЦ МП и РПЦЗ.
Ход конференции подтвердил самые худшие опасения
Ход конференции подтвердил самые худшие опасения, и особенно круглый стол 24 октября «Критерии канонизации святых новомучеников и исповедников Церкви Русской» под председательством о. Павла Великанова и Сергея Чапнина.
На этом круглом столе о. Олег Митров, член синодальной комиссии по канонизации святых, отстаивал именно те самые слишком жесткие критерии прославления Новомучеников, сочиненные к тому же неизвестными лицами.
Виноваты в прекращения прославления, конечно же, архивы:
Церкви был перекрыт доступ к той полноте архивов, которая необходима для принятия решений. Кто-то успел в этот период провести исследования в своих епархиях. Те, кто не успели, сейчас присоединиться не могут. Когда закон изменится, мы не знаем, этот вопрос для нас закрыт, мы можем лишь говорить о том, что произошло за эти двадцать лет и молиться о том, чтобы архивы были открыты и могли продолжить свои исследования.
Его поддерживает директор Института славянских исследований имени Н.Я. Данилевского Александр Васильевич Буренков: Нам нужны святые, образцу поведения которых мы можем подражать. Поэтому меня как раз устраивает, что комиссия избрала принцип презумпции виновности — любое сомнение толковать в пользу того, чтобы отказать человеку в канонизации. Это очень хорошо.
О. Сергий Правдолюбов безрезультатно вопрошал на круглом столе: как объяснить начавшуюся деканонизацию?
Сегодня вся Рязань чтит память вычеркнутого святого свт. Иувеналия. Народ переломить нельзя — его почитают все 75 лет. Это трагедия для верующих, внезапный удар по Церкви, по единству церковному. Как им объяснить? Никаких объяснений нет.
Александр Мраморнов (секретарь Ученого совета Общецерковной аспирантуры и докторантуры им. святых равноапостольных Кирилла и Мефодия) тоже высказался об архивах:
Странно слышать, что мы что-то должны отложить до будущих десятилетий. Сейчас достаточно хорошие отношения Церкви и государства. Мы уже сегодня можем приступить к экспертизам. Мы можем оцифровать документы, сравнить подписи одних и тех же людей до революции, в 20-е, в 30-е годы, что подделывалось. Что нам мешает вести эти работу? Если мы эту экспертизу не проводим, мы просто расписываемся в собственной беспомощности.
О. Олег Митров на это ответил, что наша беспомощность уже проявилась в том, что за пятнадцать лет открытых архивов мы их не исследовали. Можно ли тут говорить, что мы должны что-то сделать, мы в силах провести экспертизы?
Итак, первая мартирологическая конференция «Научно-богословское осмысление мученичества, исповедничества и массовых репрессий» показала полную беспомощность современной церковной науки перед духовными вопросами, которые стоят перед православными христианами: почитания Новомучеников и следования их путем.
И что же Вы думаете, за этим откровенным последуют отставки этих беспомощных лиц? Или их обещание более не выступать на тему, к которой у них нет никаких духовных ключей?
Ничего подобного. Вместо следования путем Новомучеников мы остаемся именно с этим немощным академическим дискурсом. А он, пора признаться, несовместим с почитанием Святых.
Публикуя этот материал, мы хотели в первую очередь показать нашим читателям, как происходит погребение архиереев в т.н. восточной традиции, когда усопшего архиерея погребают сидящим на троне.
Архиерейским Сvнодом РПЦЗ, заседавшим с 9/22 по 11/24 октября 2013, было рассмотрено прошение нашего Правящего Архиерея Преосвященного Епископа Иринея об освобождении от возложенного на него послушания Епископа Лионского и Западно-Европейского. Прошение Владыки Иринея было принято и утверждено Сvнодом.
В послушание Епископа Иринея, одновременно с нашей Епархией, входило и попечение приходов в Казахстане и Киргизии, которыми он будет продолжать заниматься. Временное управление нашей Епархией возложено на Первоиерарха, Высокопреосвященнейшего Митрополита Агафангела.
Профессор РГГУ, доктор исторических наук Александр Пыжиков дал своей фундаментальной книге «Грани русского раскола» скромный подзаголовок «Заметки о нашей истории от XVII века до 1917 года». Почти 650-страничный труд – заметки?
Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: . Категория: Архив РПЦЗ.
Святитель Божий Симон (Шлеев), епископ Уфимский, принял мученическую кончину во дни торжествующего безбожия. Владыка Симон являлся крупнейшим в истории Русской Православной Церкви деятелем единоверия, всю свою жизнь ревностно отстаивавшим истину равночестности старого и нового церковных обрядов, самоценности и значимости единоверия в деле преодоления старообрядческого раскола в Русской Церкви.
Семен Иванович Шлеев родился в 20.04.1873 в с. Явлей Алатырского уезда Симбирской губернии в семье крестьянина-раскольника Ивана Григорьевича Шлеева. 11 апреля 1876 г. в возрасте 3-х лет его сын Семен был присоединен к Православию. В 1889 году Семен Шлеев окончил Лысковское духовное училище. С 1889 г. по 1895 г. обучался в Нижегородской духовной семинарии, которую окончил Семинарию учеником 1-го разряда и вторым учеником класса; удостоен звания Студента Семинарии. По окончании семинарии поступил вольным слушателем в Казанскую Духовную академию, которую окончил в 1899 году со степенью кандидата богословия.
17 января 1900 года он был рукоположен во священника к единоверческой церкви Казани во имя Четырех Евангелистов, впоследствии ее настоятель, окружной миссионер Казанской епархии. В 1901г. он издал в Санкт-Петербурге свою первую книгу о единоверии: "Единоверие и его столетнее организованное существование в Русской Церкви". С 1901-1904 гг. совершал миссионерские поездки по Уфимской епархии.
С 7 февраля 1905 года назначается священником Никольской единоверческой церкви Санкт-Петербурга на Николаевской улице. В 1906 г. - рождение дочери Ксении. С 22 ноября 1907 года он был назначен настоятелем своего Никольского единоверческого собораи и благочинным единоверческих церквей С-Петербурга. С 1906-1908 гг. издавал в С-Петербурге еженедельный единоверческий журнал "Правда православия". Осенью 1907 г. открыл при Никольском храме реальное единоверческое училище, создал при Никольском храме Никольское единоверческое Братство, избран товарищем председателя Братства. В октябре 1909 г. явился инициатором участия делегации единоверцев С-Петербурга в Московском единоверческом съезде как инициатор и руководитель единоверческого училища. В 1910 г. опубликована его монография: "Единоверие в своем внутреннем развитии". 22-30 января 1912 г. свящ. Симеон Шлеев - устроитель и участник 1-го Всероссийского единоверческого съезда (С-Петербург), избран почетным секретарем съезда.
27 августа 1913 г. открыл полноправную женскую гимназию при единоверческом Братстве. В том же году стал председателем Попечительского совета гимназии и директором братского реального единоверческого училища. С 10 августа 1914 г. – 1917 г. состоял председателем Попечительского совета о воинах и их семьях. В 1916 г. овдовел после безвременной кончины супруги Екатерины Федоровны.
1917 г. май-август - член Предсоборного Совета. С 6 мая 1917 г. - член учрежденного при Св. Синоде Совета Всероссийских Съездов православных старообрядцев; избран товарищем председателя - Преосвященного Андрея (Ухтомского), епископа Уфимского. 10 июля 1917 г. на Петроградском епархиальном единоверческом съезде избран делегатом на Поместный Собор от единоверцев епархии. 23-28 июля 1917 - организатор и участник 2-го Всероссийского единоверческого съезда в Нижнем Новгороде.
1917-1918гг. – член Священного Собора Российской Православной Церкви по двум мандатам: по участию в Предсоборном Совете и по избранию от единоверцев; участник трудов VI-го Отдела Собора - о единоверии и старообрядчестве.
В мае 1918 г. протоиерей Симеон был пострижен в рясофор, а 16 июня 1918 года был хиротонисан Святейшим Патриархом Тихоном в Александро-Невской Лавре и назначен на новоутвержденную кафедру (единоверческим) епископом Охтенским с подчинением митр. Петроградскому. Таким образом, он стал первым единоверческим епископом, получив благодать архиерейского служения от Святейшего Патриарха Тихона. Хиротония была совершена по старопечатным книгам.
Епископ Симон - автор ряда трудов по единоверию и издатель единоверческого журнала, участник трудов Предсоборного Присутствия (1906 г.), один из активнейших организаторов Московского (1909 г.) и Первого (1912 г.) и Второго (1917 г.) Всероссийских съездов единоверцев, участник Поместного Собора Русской Православной Церкви 1917-18 гг.
С 1920 года епископ Симон стал единоверческим епископом Уфимским, а в феврале 1921 года был назначен на кафедру в Уфу правящим епископом. Епископ Симон пользовался огромным авторитетом. По соизволению Божию, «временное управление» перешло для священномученика Симона в вечность предстояния Престолу Господню как сугубого молитвенника за всю православную уфимскую паству и уфимскую землю. Владыка был убит в Уфе недалеко от дома после всенощной двумя выстрелами из револьвера 5 (18) августа 1921 года. Две монахини, сопровождавшие его на пути домой, свидетельствовали, что уже возле дома из кустов вышли двое в кожанках и выстрелили в епископа Симона, после чего сразу скрылись. О грабеже, как гласила официальная версия, здесь не было и речи. Был похоронен в уфимском Воскресенском кафедральном соборе. В 1932 г. в ночь с 25-го на 26-е июля перезахоронен на Сергиевское кладбище г. Уфы; обнаружено нетление останков Святителя.
В 1981 г. был прославлен в лике святых новомучеников и исповедников Российских Архиерейским Собором Русской Православной Церкви за границей.
О Жизни и подвигах протоиерея Иоанна Ильича Сергиева, в народе больше известного как Иоанн Кронштадсткий, знает едва ли не каждый верующий человек. Про этого удивительного святого написаны десятки книг и сотни статей. Многие люди почитают его не меньше, чем преподобного Серафима Саровского или даже святителя Николая Чудотворца, а труды знаменитого батюшки навсегда вошли в сокровищницу богословской мысли. Одним словом, кронштадского пастыря любили, любят и будут любить, доколе стоит на земле Русская Православная Церковь.
Но есть в его житии один момент, который как бы проходит мимо нашего сознания. На него практически не обращают внимания ни биографы отца Иоанна, ни церковные историки, ни простые почитатели великого угодника Божьего. Однако без этой важной детали трудно оценить в полной мере - какой же тернистый путь был пройден батюшкой.
Довольно часто мы попросту не замечаем, что вся земная жизнь этого священника являлась ярким примером того, как человек может противостоять тому шаблону, который сформировался в обществе. Как христианин может без внешних протестов и бунтов активно восставать против привычного, но греховного порядка вещей.
Детство и юность святого Иоанна Кронштадского
Будущий пастырь появился на свет 19 октября 1829 года в семье, что называется, потомственных священнослужителей. Его отец - Илья Михайлович - был сыном священника. Тот или иной духовный сан имели и другие мужчины в роду. Такая преемственность прослеживается по документам до последней четверти XVII века. Местность, где протекали первые дни жизни мальчика, была суровой - село Сура Пинежского уезда Архангельской губернии.
Здесь, фактически на краю земли, ребенок очень рано столкнулся с бедностью, горем и безотрадной жизнью односельчан. Все свое детство Ваня видел нелегкую долю простых людей, да и родители его сами едва сводили концы с концами. Впоследствии, уже повзрослев, «выбившись в люди» и познакомившись с укладом большого города, с его роскошью и жеманством, Иван остался верен тому опыту понимания жизни, который дало ему родное село. До конца своих дней батюшка всегда был на стороне обездоленных.
Начатки образования мальчик получил у своего отца, который до самой своей кончины служил простым дьячком в сурской приходской церкви. Грамота давалась ему тяжело, что очень печалило и родителей, и самого Ваню. Но в этой непростой ситуации и проявился впервые огромный молитвенный дар будущего угодника Божьего. Особо пламенной молитва подрастающего Ивана стала, когда Илья Михайлович, собрав все семейные сбережения, отправил сына на обучение в Архангельское приходское училище.
Однажды, очередной раз получив плохую оценку, паренек со слезами упал на колени перед иконами. Молился долго и истово. Сколько прошло времени, он сказать вряд ли смог бы, но после того пламенного обращения к Богу юный ученик стал все чаще получать хорошие отметки и постепенно сделался лучшим курсистом в училище. Ванино обучение в Архангельске закончилось тем, что его как самого успешного выпускника перевели в местную семинарию. Ее Иван тоже окончил с отличием, и тогда администрация единодушно решила направить молодого многообещающего человека в Петербургскую духовную академию. Стены этого высшего учебного заведения будущий батюшка покинул в 1855 году со степенью кандидата богословия.
У юноши был выбор. Несмотря на имевшиеся перекосы, социальная система того времени позволяла талантливым выходцам из низов занять хорошее положение и даже попасть в придворные круги. Ваня наверняка мог устроиться покомфортнее, выбив себе теплое местечко где-нибудь в канцелярии Синода или инспектуре одного из столичных вузов. Но Иван Сергиев был не такого склада, он хорошо понимал, что Господь хочет от него совсем иного служения. 26-летний кандидат богословия учился, чтобы нести слово Божие в народ, и незамедлительно занялся поиском такой возможности.
Самой заветной мечтой молодого человека было отправиться в далекую и опасную экспедицию к племенам Сибири, Дальнего Востока или Крайнего Севера. А еще Ивану хотелось сесть на корабль и плыть в далекие страны, нести туда свет Христова учения. В общем, о чем только не мечтается в юные годы! Но в отличие от многих своих сверстников выходец из русского захолустья сочетал в себе пылкость натуры с глубокими христианскими убеждениями, и все его поступки были основаны на твердой уверенности в том, что нужно поступать именно так, и никак иначе…
В годы своей учебы Иван потерял отца. Узнав о смерти родителя, он решил покинуть столицу и просить себе послушание диакона, чтобы хоть как-то прокормить осиротевшую семью. Реализовать этот замысел ему помешала родная мать - Феодора Власьевна. Она убедила сына окончить академию. Тогда тот нашел другой выход - он выхлопотал себе канцелярскую работу, и все полученные гроши отправлял вдове и двум младшим сестрам. Позже, уже будучи миссионером и прославленным на всю империю старцем, батюшка станет регулярно помогать односельчанам и даже построит на лично собранные деньги каменный храм. Но это будет потом.
А пока - он молод, полон сил и энергии. Еще учась в академии, Иван получил приглашение в Кронштадт и предложение тамошнего протоиерея Константина Несвицкого взять в жены его дочь Елизавету. Перед молодым человеком возникла дилемма - он хотел участвовать в дальних миссиях, а ему давали место в пригороде Петербурга; он хотел оставаться девственником, а ему предстояло завести семью. После некоторых колебаний, приняв сложившиеся обстоятельства как волю Божью, Иван согласился на переезд в шумный и неспокойный портовый город, военную базу Балтийского флота. Позже батюшка не раз благодарил Господа за такой поворот в своей жизни.
Святой Иоанн: Жизнь в Кронштадте
Кронштадт был очень своеобразным местом. Как и всякий морской узел, он собирал огромное количество дешевой рабочей силы - бывших крестьян и разночинцев, которые занимались в основном тяжелым трудом в портах и доках. Но это еще половина проблемы - колорита прибавляло и то, что в город из столицы ссылались различные асоциальные элементы, сюда же изгонялись нищие и попрошайки. Все это накаляло и без того взрывоопасную обстановку, в которой пришлось более пятидесяти лет служить отцу Иоанну.
Еще в столице батюшка вдоволь насмотрелся на жизнь самых низших слоев общества. Но в отличие от многих своих сокурсников - выходцев из более-менее обеспеченных кругов - Иван Ильич не спешил огульно осуждать нищих трудяг, поскольку знал об их проблемах не понаслышке.
В Кронштадте же, он, по сути дела, посвятил им всю свою жизнь. В свободное от служб и занятий время (отец Иоанн преподавал в гимназии и училище) батюшка направлялся в городские трущобы, где помогал обездоленным всем, чем мог - деньгами, словом, физической работой или присмотром за детьми. За свою помощь он ничего не брал. Наоборот, нередко бывало, что батюшка возвращался домой без обуви и верхней одежды, потому что все раздавал беднякам.
Впоследствии в одном из своих дневников угодник Божий писал, что свое служение в Кронштадте он воспринимает как миссионерское. Так исполнилась его давняя мечта проповедовать людям Христа. По собственным признаниям отца Иоанна, окружавшая его беднота в своем духовном развитии не намного ушла вперед от тех самых диких племен, к которым отправлялись миссии.
Вопрос с девством он тоже решил необычным образом - как рассказывали потом приближенные, они с матушкой еще в день свадьбы договорились жить как брат с сестрой, деля вместе всё кроме брачного ложа. Впрочем, эта деталь известна не со слов самого батюшки, а по воспоминаниям знакомых. На людях же отец Иоанн всегда подчеркивал свой семейный статус. Был ли он счастлив в семейной жизни - сказать трудно. В любом случае, недовольства и со стороны жены, и со стороны живших в его доме родичей ему хватало. И это понятно - кому понравится, когда муж днями пропадает вне дома и практически все деньги направляет на благотворительность вместо того, чтобы укреплять семейный бюджет. Непонимание встречал батюшка и в вопросах духовных - сохранились свидетельства, как он сокрушался, что в его семье с пренебрежением относятся к постам и молитве.
Отец Иоанн словно бы сознательно избрал путь личного самоотвержения, путь отречения от собственного комфорта ради счастья других. И этот выбор впоследствии дал свои результаты - к началу 1870-хх годов о нем заговорила вся столица, а за нею - и вся страна. Безропотное несение батюшкой ежедневного иерейского креста привело к тому, что он стал совестью миллионов людей. В нем видели образец христианина - тот самый образец, который к той поре уже почти исчез из повседневной жизни и который можно было встретить лишь на страницах древних житий.
Популярность вообще является огромным соблазном для каждого человека, но для батюшки она не была привлекательна. А точнее - была, и в принципе он легко мог заболеть звездной болезнью, возомнив из себя повелителя людских душ. Однако дневники показывают, как он боролся с подобными искушениями, и как настойчиво в каждой проповеди говорил, что все, чем обладает человек на земле - не ему принадлежит, а одному лишь Богу. Отец Иоанн сумел направить свою популярность на служение всей России, причем - не только благотворительное. С подачи батюшки государство активно занялось пропагандой трезвости, целомудрия, патриотизма и просветительства.
Собственно, делалось это и раньше, но лишь кронштадтскому пастырю удалось поднять проблемы низших слоев общества в масштабах страны. Самое интересное, что защита обездоленных проводилась батюшкой без призывов к бунтам и революциям. Такой подход отвернул от отца Иоанна ощутимую часть рабочих-радикалов, но старец понимал, что исправлять общество нужно не войнами и кровавыми восстаниями, а постепенно - год за годом собственным примером меняя души окружающих людей. Этим и занимался угодник Божий - проповедовал, писал, ездил по России, соединяя свое служение с высшим трудом молитвы и воздержания.
Однако, для многих современников подвиг батюшки так и остался непонятым. Экзальтированные богачи и дворяне видели в нем очередного полустарца-полудуховника, к которому обращались не за советом, а престижа ради. Большинству бедных нравилась та благотворительность, которую развернул батюшка, но его проповеди далеко не всегда бывали услышаны ими. Для священноначалия он был очень уважаемым чудаком - вроде бы и говорил что-то правильное, но оно как-то не вязалось с привычными взглядами и нормами. Однако находилось немало и тех, кого угодник Божий спас от духовной гибели, кто по-настоящему ощутил на себе исцеляющую благодать, которая исходила от кронштадского пастыря. И батюшка это знал. Ради них-то, ради ищущих и страждущих душ он и нес свой тяжелый крест непонятости, добровольно принятый им еще в юности и пронесенный до самой смерти.
Отец Иоанн умер 20 декабря 1908 года. Умер таким же бедным, каким и пришел на эту землю - после себя батюшка не оставил ни распоряжений, ни имущества. Но в то же время он всей своей жизнью показал, что по-настоящему православная страна не только строит соборы, открывает епархии или посылает миссии к иноплеменникам. Православная Россия - это такая страна, в центре внимания которой находится человек. Не идеальный «гипотетический» человек из учебников Руссо или Вольтера, а реальный конкретный житель села или города, со своими проблемами и радостями, горем и счастьем. Тот человек, с которым батюшка имел дело каждый день и которому служил верой и правдой до конца своей жизни.
01.10.13.В день памяти св. прав. Иоанна Кронштадтского в одесском Архангело-Михайловском храме Митрополит Агафангел рукоположил в сан священника диакона Небойшу Митрича из Австралии. О. Небойша служит в Благовещенской женской обители, окормляет которую игумен Иоанн (Шмельц).
Две скорбные даты сплелись в истории России и Беларуси…
30 октября в России отмечают День памяти жертв политических репрессий. Точкой отсчета стал 1974 год, когда в этот день узники советских лагерей совместной голодовкой и зажиганием свечей почтили память безвинно погибших.
В Беларуси акции по поминовению жертв сталинских репрессий приурочены к кровавым событиям. В ночь с 29 на 30 октября 1937 года в застенках минской внутренней тюрьмы НКВД, известной сегодня как СИЗО КГБ, расстреляли более ста деятелей белорусской интеллигенции — писателей, ученых, государственных деятелей. Одной ночи палачам не хватило, расстрелы продолжились и на следующий день, когда было расстреляно более 30 человек.
Места захоронения этих людей до сих пор не установлены. Не известно и точное количество жертв.
По полуофициальным данным, в Беларуси от репрессий в 20-50-е годы прошлого века пострадали около 600 тысяч человек — 250 тысяч по линии судебных и несудебных органов («двоек», «троек», особых совещаний) и 350 тысяч в административном порядке. По уточненным данным, которые привел историк Игорь Кузнецов, в Беларуси было репрессировано в 1930-40-х годах от 1 430 000 до 1 625 000 человек — это те, кто попал «в юридическую и другую документальную статистику». Из них было расстреляно не менее 377 тысяч человек.
Реабилитация жертв политических репрессий началась в СССР в 1954 году. В середине 1960-х годов эта работа была свернута и возобновилась лишь в конце 1980-х годов.
Официально считается, что реабилитация жертв политических репрессий в Беларуси завершена в 2001 году. На этом белорусские власти поставили точку. Эту жуткую тему они похоронили и не находят нужным обнародовать и обозначить места массовых расстрелов и захоронений, назвать имена погибших. До сих пор не выполнено постановление Совета министров БССР от 18 января 1989 года о возведении в урочище Куропаты памятника жертвам репрессий 1937-1941 годов. О создании единой базы данных о гражданах, репрессированных на территории Беларуси в 1920-1950-е годы, и речи не идет, как и об издании книг памяти жертв советских репрессий.
Проблематичным остается и доступ исследователей к архивам КГБ и МВД.
Формально как такового запрета нет. На сайте КГБ, например, сообщается, что в Центральном архиве спецслужбы можно получить «сведения в отношении лиц (уроженцев районов, входящих в современную Минскую область), подвергавшихся политическим репрессиям в 1920-1950-е гг. и впоследствии реабилитированных».
Как будто в Беларуси только на территории столичной области чекисты людей расстреливали!
Однако и здесь есть ограничительный барьер. КГБ поясняет, что «при направлении в Центральный архив письменных обращений заявителям необходимо предоставлять копии документов, подтверждающих родство с запрашиваемыми лицами». То есть, с делами реабилитированных репрессированных вправе ознакомиться только родственники. Но КГБ не сообщает, что знакомство с такими материалами возможно лишь в строго ограниченном объеме. Все дело никогда не покажут. Почему?
Ответ на этот вопрос нашелся на сайте «Деятельность КГБ в Литве». Буквально недавно литовцы, объявившие советские репрессивные органы «преступной организацией», рассекретили указание предпоследнего председателя КГБ СССР Владимира Крючкова от 16 июня 1989 года.
Жизнь по «правде» КГБ
Под грифом «секретно» руководители КГБ союзных и автономных республик получили для изучения «Обзор практики работы КГБ СССР по рассмотрению обращений граждан, связанных с реабилитацией лиц, необоснованно репрессированных в период 30-40-х и начала 50-х годов».
На 22-х страницах глава советской спецслужбы, не без пафоса, анализировал важность выполняемой КГБ работы, которую поручила партия.
«Восстановление справедливости это святой долг перед теми, кто невинно пострадал в годы культа личности Сталина, перед памятью жертв беззакония, перед их родными и близкими, чьи судьбы были исковерканы массовым произволом», — поучительно сообщает он своим подчиненным.
Таковой была линия партии. Была линия расстреливать — расстреливали. Линия изогнулась в сторону реабилитации — не проблема, будем реабилитировать.
«Сколь ни тяжела порой бывает правда, но жить мы должны по правде», — констатировал генерал армии Крючков, бывший в то время депутатом Верховного Совета СССР от Белорусской СССР. В числе особо отличившихся в деле реабилитации «жертв беззакония», он назвал Комитет госбезопасности БССР.
Упомянув в качестве примера десяток слов благодарности в адрес чекистов от родственников реабилитированных репрессированных, генерал прошелся по отдельным недостаткам и перешел к освещению проблемной темы.
Из текста указания становится понятно, что люди стали требовать полного ознакомления с делами. Они хотели знать, кто и за что подвергал их самих, их семьи этому самому «массовому беззаконию». Но получали отказы. Председатель КГБ СССР объяснил почему:
«Вместе с тем органы КГБ при рассмотрении соответствующих обращений граждан обоснованно отказывают в ознакомлении с архивными материалами на реабилитированных исходя не только из того, что это не предусмотрено действующим законодательством, но и из гуманных, морально-этических соображений.
При этом имеется в виду, что в делах на реабилитированных, как правило, заведомо ложные показания, самооговоры, на основании которых были репрессированы другие граждане. Содержание этих дел, став широко известным, может создать негативное представление о личностях самих реабилитированных… Со стороны репрессированных и их родственников не исключаются также акты мести, вандализма, национальной вражды и других нежелательных проявлений».
Но это была лишь часть причин. Более всего старый чекист беспокоился о том, чтобы сохранить в тайне нюансы тяжелой работы госбезопасности, которые были актуальны в конце 80-х, да и сегодня белорусские спецслужбы о том же тревожатся:
«Ограничение доступа к этой категории дел диктуется необходимостью предотвращения расшифровки негласных форм и методов работы органов госбезопасности, проводившихся агентурно-оперативных мероприятий и других неподлежащих оглашению сведений, поскольку в таких делах нередко содержатся данные об оперативных источниках получения информации, меморандумы по агентурным материалам и другие оперативные документы».
…Можно списать все на истекшие сроки давности, можно прикрыться служебной тайной или сделать вид, что та история, замешанная на крови, к сегодняшней Беларуси не имеет никакого отношения. Но себя ведь не обмануть! У памяти не должно быть срока давности…
Послание митрополита Оропосского и Филийского Киприана II, направленное в ответ на приветствие Синода Русской Православной Церкви Заграницей по поводу его избрания Предстоятелем Синода Противостоящих. В этом послании, в частности, говорится, что Синод Предстоящих всецело придерживается экклесиологии, изложенной Болгарской Старостильной Церковью, которое помещено в прилрожении.
День памяти святой Марии Гатчинской - 17 апреля (4 апреля ст.ст.). С ранней юности прикованная к постели, она смиренно переносила боль и страдания. Не только не роптала на судьбу, но помогала другим находить утешение в Господе. Большевистский режим не потерпел «святошу». Монахиню-инвалида арестовали за организацию «подпольных сборищ с чтением Евангелия». 17 апреля 1932 года она, уже приговоренная к ссылке, скончалась в Александровской больнице Ленинграда.
Болящая Лидия
Почитание матушки Марии еще при жизни было настолько велико, что за помощью к ней обращались люди со всей России. Почитатели, не боясь преследований со стороны коммунистов, называли ее «святая мать Мария».
Она родилась в 1874 году в Санкт-Петербурге в совершенно благополучной, состоятельной семье. В крещении ей дали имя Лидия. Ее отец, Александр Лелянов, был купцом первой гильдии, владельцем сургучной фабрики. Дядя Петр Иванович был хозяином престижного мехового магазина на Большой Морской.
Ничто не омрачало юность гимназистки Лидии, пока в возрасте 16 лет, незадолго до окончания гимназии, она не переболела тяжелой формой энцефалита. Последствием болезни стал другой тяжелейший недуг — болезнь Паркинсона. На выпускные экзамены в гимназию девушку привезли в инвалидной коляске.
Семья Лидии могла позволить себе услуги любой клиники мира. Родители обращались к светилам европейской науки, возили дочь на лечение за границу, но все тщетно. Несмотря на все усилия близких и врачей, с каждым годом болезнь усугублялась. Сначала полностью отказали ноги, потом руки. Вскоре Лидия не смогла сидеть вовсе, и даже лежа терпела невероятные мучения. Постепенно все тело ее иссохло, только голова и лицо оставались нетронутыми болезнью.
В целом болезнь протекала необычно. Несмотря на то, что врачи пророчили Лидии неминуемое поражение психики, она не только не деградировала психически, но продолжала проявлять необыкновенно светлый ум и чрезвычайную бодрость духа. Став в полном смысле слова инвалидом физически, как личность она оставалась совершенно здоровой.Семья Лидии могла позволить себе услуги любой клиники мира. Родители обращались к светилам европейской науки, возили дочь на лечение за границу, но все тщетно. Несмотря на все усилия близких и врачей, с каждым годом болезнь усугублялась. Сначала полностью отказали ноги, потом руки. Вскоре Лидия не смогла сидеть вовсе, и даже лежа терпела невероятные мучения. Постепенно все тело ее иссохло, только голова и лицо оставались нетронутыми болезнью.
Она не впадала в истерики, не роптала на Бога и ближних, — свою боль она переносила с невероятной кротостью, для окружающих непостижимой. Глядя на мужество страдалицы, люди воочию убеждались в истинности слов Апостола — «Немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное» (1 Кор. 1, 27).
Гатчинская святая
Святая новомученица Мария Гатчинская. Фото: tzarskiy-khram.narod.ru
Врачи разводили руками, близкие видели одно объяснение терпеливости Лидии — вера. Лидия много молилась, регулярно исповедовалась.
В 1913 году, когда Лидия полностью утратила подвижность, по совету врачей ее с матерью и сестрой перевезли за город — в Гатчину. Там, в зеленом двухэтажном деревянном доме неподалеку от гатчинского Павловского собора ее брат содержал аптеку. Некоторое время близкие, опасаясь пересудов, скрывали болезнь Лидии, однако вскоре смирились и перестали. И тогда к Лидии начал стекаться народ.
В 1922 году по благословению священномученика митрополита Вениамина Лидия Александровна была пострижена в монахини с наречением имени Мария в честь преподобной Марии Египетской. Как явствует из материалов следственного дела, фотографии подвижницы «распространялись по всему СССР». «Посещало мать Марию очень много народу, — показывала на следствии Александра Ивановна Анц, — служились у нее на квартире молебны и бывало духовенство. В городе она пользуется большой известностью, и если она помолится, то после все сбывается. Поэтому к ней ходит народ и просит помолиться для того, чтобы исполнилось какое-либо желание».
Профессор Иван Михайлович Андреевский, побывавший в марте 1927 года у матушки Марии и получивший от нее духовную помощь, писал, что вышел от нее «другим человеком». Он был также свидетелем ее чудесного воздействия на других. «Юноша, унывающий после ареста и ссылки отца-священника, вышел от матушки с радостной улыбкой, сам решившись принять сан диакона. Молодая женщина от грусти пришла к светлой радости, также решившись на монашество. Пожилой мужчина, глубоко страдавший от смерти сына, вышел от матушки выпрямленный и ободренный. Пожилая женщина, вошедшая с плачем, вышла спокойная и твердая». И таких людей были не десятки, а многие и многие сотни.
Среди постоянных гостей были гатчинцы из «бывших» — генерал Алексей Алексеевич Епанчин и его дочь Надежда (монахиня закрытого Нежадовского монастыря), супруга генерала Екатерина Ивановна Теляковская, жена адмирала Пац-Помарнацкая, монахини из местного Покровского подворья Пятогорского монастыря… За советом и утешением к матушке Марии приходили и духовные лица. Некоторые на память оставляли фотографии. Владыка Петроградский Вениамин (Казанский) написал на своей фотографии: «Глубокочтимой страдалице матушке Марии, утешившей, среди многих скорбящих, и меня грешного». Владыка Иосиф (Петровых) оставил на своей фотографии большую выписку из своего духовного дневника «В объятьях Отчих».
Вокруг матушки Марии в 1920-е годы сложился духовный кружок. Члены его — в основном верующие женщины — называли себя Обществом почитателейсвятого Иоанна Кронштадтского. Они собирались в доме у матушки Марии для духовных бесед и чтения Писания, совместно занимались благотворительностью. Окормлял кружок известный миссионер, священник гатчинского Павловского собора протоиерей Иоанн Смолин.
«Участвует на нелегальных сборищах»
Дом предварительного заключения на Шпалерной улице, 25. Фото: pravoslavnyi.ru
После смерти протоиерея Иоанна, духовником матушки Марии становится молодой священник, отец Петр Белавский. В 1927 году матушка Мария, по совету отца Петра, присоединяется к так называемым «непоминающим» — сторонникам митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых). С этого момента она попадает в поле постоянного внимания советской власти.
Осенью 1929 года отец Петр Белавский вместе с главой петроградских «иосифлян» архиепископом Димитрием (Любимовым) был арестован и отправлен на Соловки. Матушка Мария поддерживала с ним постоянную переписку — письма под ее диктовку писала сестра Юлия. По-видимому, о переписке также узнали чекисты.
В феврале 1932 года в Ленинграде прокатилась очередная волна арестов монашества. В пятницу 19 февраля арестовали и матушку Марию с сестрой Юлией Александровной. В постановлении на арест матушки говорилось: «Участвует на нелегальных сборищах, где читается евангелие, на которые приглашается местное население и в беседах на религиозные темы ведет антисоветскую пропаганду».
За неимением носилок чекисты поволокли немощную мать Марию прямо по полу, с трудом стащили ее по лестнице со второго этажа. Несмотря на крики матушки от боли, погрузили ее в промерзший грузовик и увезли в Ленинград.
Александровская больница (Наб. реки Фонтанки, 132), где cкончалась святая Мария Гатчинская. Фото: pravoslavnyi.ru
Во время допроса матушка Мария заявила следователю, что по религиозным убеждениям она принадлежит к Истинно-Православной Церкви, что не признает Декларациимитрополита Сергия и не считает нужным молиться за советскую власть, потому что самой власти это не нужно. 22 марта 1932 года коллегия ОГПУ приговорила мать Марию к ссылке на три года без права проживания в центральных и приграничных областях страны.
Пребывание в тюрьме окончательно подорвало здоровье мученицы. После допроса матушку, уже приговоренную к ссылке, перевезли в больницу имени 25 октября на Фонтанке (быв. Александровская). Однажды тем, кто носил в больницу передачи для матери Марии, было объявлено: «Скончалась в госпитале». По сведениям из архива ЗАГСа, смерть последовала 17 апреля 1932 года.
Тело матушки Марии выдали ее невестке. Похороны было приказано осуществить тайно, без огласки. Однако тайное вскоре стало явным. Могила матушки Марии на Смоленском кладбище неподалеку от часовни Ксении Петербургской вскоре стала местом паломничества верующих.
Поклонный крест на месте бывшего погребения святой Марии Гатчинской на Смоленском кладбище (г. Санкт-Петербург). Фото: pravoslavnyi.ru
Как много милости у Всемогущего
В 1981 году монахиня Мария Гатчинская была прославлена в сонме новомучеников и исповедников Российских Русской Православной Церковью Заграницей, а в 2006 году — Московской патриархией. В 2007 году мощи святой Марии были торжественно перенесены в Павловский собор г. Гатчины и в настоящее время открыты для всеобщего поклонения.
Торжественное перенесение мощей святой Марии Гатчинской в Павловский собор г. Гатчины. Фото: mitropolia-spb.ru
Десятилетия спустя слова матушки Марии, записанные ее близкими, продолжают поддерживать тех, кто нуждается в утешении и страдает от уныния. Вот строки из продиктованного ею письма к отцу Петру Белавскому на Соловки (22 февраля 1931 года):
«…Зачем удивляешься, что у тебя меняется настроение. Посмотри на прекрасное небо: сейчас оно чистое и голубое, но вот появляются огромные белые облака, точно белоснежные глыбы льда прикрепились к небесному своду. Вот и это меняется белыми барашками. И вдруг появляются черные тучи с медным отливом, довольно скоро они сгущаются.
В природе темно, у всего живого мира делается тревожное состояние — туча давит на мозг и сжимает сердце. Но вот поднялся ветер, грянул гром и полил обильный дождь; небо прояснилось, выглянуло солнышко, воздух очистился, повеяло приятной свежестью, все оживилось и человек воспрянул духом… Не то ли самое испытываешь ты, родной, и все, и я не исключение. Когда после пролитых горячих слез очистится наше сердце и становится легко, легко? О, как много милости у Всемогущего».
Павловский собор (МП) г. Гатчина, где находятся мощи святой Марии Гатчинской
«Первый раз я был арестован в июле м<еся>це 1923 г. Затем, пробыв в заключении три дня, я был арестован вторично в сентябре м-це 1923 г., уже будучи священником соборного храма г<орода> Александрии». Обвинялся в антисоветской агитации «с использованием религиозных предрассудков в среде масс и за агитацию против науки и явлений природы».
«При последующем аресте я находился в заключении в течение 9-ти м-цев, после чего был освобожден под подписку с ограничением прав выезда с местожительства.
В 1925 г. в феврале м-це состоялся суд, приговором которого я был признан виновным по ст<атье> 120 УК и осужден на 1 год без строгой изоляции, с высылкой по отбытии наказания на три года из пределов губернии. Отбыв годичное заключение и высылку в г<ородах> Зиновьевске и Полтаве, я был в г. Полтаве обратно арестован в 1926 г. и доставлен в ГПУ УССР г. Харькова. Пробыв 4 м-ца в заключении, меня ГПУ, в связи с болезненным состоянием, освободило под подписку.
В июне м-це 1927 г. мне было объявлено об административной высылке, и я сейчас же выбыл на жительство в г. Воронеж. Общее обвинение носило характер в первом случае, то е<сть> до суда 1925 г., — борьба с обновленческой ориентацией и в последнем случае — борьба с "лубинщиной", то е. с ориентацией, примыкающей в настоящее время к ВВЦС.
По прибытии в г. Воронеж я находился как адм<инистративно> высланный до 26 января с<его> г<ода>. После чего мне было возвращено право свободного проживания во всех городах СССР. В г. Воронеже, со дня прибытия сюда, я примкнул и до сего момента нахожусь в части канонического общения у еп<ископа> Алексия (Буя)»; «До 9 января <по старому стилю> сего года, то е. до отхода еп. Алексия (Буя) от митр<ополита> Сергия <Страгородского>, я с еп. Алексием по вопросу декларации последнего не имел разговора, и имел с ним только после его отхода».
«Неканоничность <митр. Сергия> я рассматриваю по следующим моментам:
1) обнародованная декларация митр. Сергия не имеет благословения митр<ополита> Петра Крутицкого и
2) декларация, содержание которой полностью противоречит постановлению 1917-18 годов Всероссийского Церковного Собора Православной Церкви.
Я лично не согласен со следующими пунктами:
1) где говорится о том, что мы, духовенство, не бывало до сего времени лояльно по отношению существующего государственного строя и что духовенство до сего времени занималось контрреволюционной деятельностью.
2) В части поминовения властей я не согласен по тем мотивам, что раз власть не нуждается в этом, не требует, следовательно, и сам по себе вопрос ясен — поминовение не должно иметь место.
3) Поскольку существующий государственный строй, или сов<етская> власть преследует основную цель — приход к социализму и не нуждается в церковной поддержке, следовательно, союза у Церкви с безбожным государством быть не может».
Отец Николай в Воронежской тюрьме с единомысленным духовенством. 1928 г.
Письмо к семье
<Весна 1932>
Дорогие мои мамочка и сынок Коленька!
Шлю тебе, сынок Коленька, родительское благословение и привет вам с далекого Севера. Никогда не забываю вас в своих ежедневных молитвах. Молю тебя, будь всегда верен Христу. Помни данное тобою обещание маме в темнице на свидании при отъезде. Ежедневно по молитвослову читай утренние и вечерние молитвы, а после молитв поминай родных и близких за здравие и упокой. Весьма скорблю, что не имеете духовного утешения. Если имеете возможность причащаться, напишите... Хлеб необходим <неразб>. Мамочка, родная, не скорбите. Мне сейчас стало лучше, да будет на все воля Божия. Жизнь наша здесь временная. Будем просить Господа, чтобы сподобил быть нам вместе в Царствии Небесном. Прошу целовать своих, Таню и Катеньку. Пусть простят, что я их в письмах мало вспоминаю, не желая им причинить беспокойств, а всегда их помню и люблю. Всех, всех родных целую. Горячо благодарю Ксеничку за ее любовь, сколько ей, бедной, пришлось в дороге перенести скорбей. Всех благодарю за память и любовь. Что со мной ни будет, от священства я не отрекусь. Ведь я давал обещание при рукоположении быть верным Христу до последней капли крови. Всегда остаюсь верным Св. Православию и все новые расколы отвергаю. 3а все Ваши страдания, которые вы терпеливо переносите, Господь простит все грехи. Читай, Коленька, по-славянски и постарайся молитвы: шестопсалмие, часы 3, 6 и обедницу, псалмы "Благослови, душе моя, Господа" и "Хвали, душе моя, Господа", "Единородный Сыне" и "Блаженства" выучить наизусть и знать порядок.
Целуйте Женю и детей. По возможности пишите, хотя кратко о Вашем здоровье. Коленька, посылаю тебе перчатки и икону Св<ятителя> Николая.
Благословение. Прошу Вас, мамочка, благословите меня своим родительским благословением. Ксеничка Вам расскажет, как я живу и что пишут мои друзья. Да хранит Вас Господь. Горячо любящий вас сын и отец. Целую Вас. 1932 г.
Письмо епископу Макарию (Кармазину)
3/16 сентября
Дорогой и родной Владыка! Приветствуем Вас с праздниками Рождества Пр. Богородицы и Воздвижения Креста Господня. Получил Ваше письмо от 15/28 августа. Вчера послал Вам перевод на 39 р. 50 к. от Ваших киевских детей [имеются в виду духовные чада владыки], которые и раньше Вас не забывали. Посылаю Вам первый листик письма М<итрополита> Кирилла, если у Вас его нет, то в следующий раз буду присылать продолжение его. Он сейчас находится на Лубянке. Ему передач не принимают, а только через 10 дней 10 руб<лей>.
Дамаскин <Цедрик> перевезен в Киев. О. Григорий Селец<кий> живет на Медвежьей Горе. Адрес: АКССР, ст. Медвежья Гора, Беломорский комбинат. УРО [учетно-распределительный отдел]. Григорию Гавриловичу. Сводная колонна. Работает он в канцелярии. Работы у него много, и весьма устает. Остался таким же, как был, православным. Ездила к нему его знакомая по Елисаветграду. Отвезла ему от меня Св. Дары. Срок у него еще большой.
Если возможно, напишите адрес брата Парфения <Брянских>. Видимо, Вы его познакомите с нашей жизнью и всем пережитым.
Мой одноделец о. Александр <Филиппенко> освободился и уже уехал к детям, и все, кто со мною в один день был посажен, уже освободились и дома. У меня срок — 12 окт. В Вологде жил Еп. Евгений Кобранов, ему оставалось 2 недели, и вот опять попал в дом отдыха [имеется ввиду в ссылку].
Все, что совершается в Киеве, идет своим естественным порядком. Зато было большое торжество — прибыл туда на постоян<ное> жительство Е<пископ> Константин <Дьяков>, и для встречи его был слет епископов. Было много и белого духовенства, а монашествующие попрятались и не пошли на торжество въезда. С их благословения все совершается их прикрытием.
Жатвы много, а делателей мало. Сейчас ведь перестраивается вся церковная жизнь. Открытые храмы православные отходят, и необходимо, чтобы каждый дом православный представлял из себя храм, а семья — малую церковь. Возвращаемся к жизни первых христиан. Эти малые церкви и нужно окормлять, и преподавать им Св. Дары для причащения. Василий Великий пишет, что во время гонения, если нет православного священника, не противно духу Православной Церкви получать один раз много от предстоятеля частиц Св. Даров и, по надобности, самому причащаться. Вл<адыка> Виктор <Островидов> требовал присылать исповедь и просить каждый раз благословения, хотя заочно.
Вся моя семья приветствует Вас и просит св.молитв и благословения.
Получили две весточки от Арх<иепископа> Серафима <Самойловича>. Он в лагере Суслово [лагерное отделение Сиблага]. Работает табельщиком, работа трудная, нужно обслуживать 1000 чел<овек> и выписывать пайки, а если пропустишь, то и отдавать свой паек и оставаться голодным. Получил Св. Дары и на Успенье приобщался. Духом бодр. По инвалидности, может быть, там долго не будет. Посылаем ему посылочки для подкрепления телесного.
Православные церкви просят св. Миро, а оно уже на исходе. Я в свое время обращался к Митр. К<ириллу>, и он предложил, чтобы 6 епископов сделали ему об этом заявление, тогда он совершит. Этой формальности я не мог выполнить, и остались без св. Миро. Когда был Арх<иепископ> Серафим — не было чина мироварения, иполучен уже после его отъезда. Все сейчас есть, только нужен Совершитель этого великого священнодействия. Мы ежедневно утешаемся Евхаристией. Вот уже два года.
Если Господу угодно будет опять послать испытание, опять пойдем туда, куда пошлет Господь. Главное — не надеяться на свои силы, а на благодатную помощь Божию. Я чувствую свою слабость и обращаю это к себе.
М<итрополит> Иосиф <Петровых> живет в Ср<едней> Аз<ии>, Аулие-Ата. У него две комнаты. Все время, где ни живет, имеет с собою походный храм и ежедневно совершает Евхаристию.
Время так быстро двигается, что незаметно летят дни. Каждый день вспоминаем какого-либо св. Угодника и этим живем. Время прежнего делания возвратится ли, а сейчас необходимо делать для Церкви то, что можно. Нужны сейчас и св. антиминсы. Прежние остались в храмах, а православные пастыри просят для келейного богослужения.
Простите за небрежность письма. Прошу Ваших святительских молитв и благословения. Ваш послушник, недост<ойный> иер<ей> Н<иколай>».
28 октября. ПРАВМИР. Русская Православная Церковь Заграницей (МП) надеется на сотрудничество с Синодальной комиссией по канонизации Русской Правосланой Церкви для уточнения списка новомучеников и дней их памяти. Об этом в ходе международной конференции «Научно-богословское осмысление мученичества, исповедничества и массовых репрессий» сообщил архиепископ Берлинский Марк.
По его словам, на сегодняшний день РПЦ и РПЦЗ МП имеют не только разные списки новомучеников, но и разные дни их памяти. Во многом это обусловлено условиями и особенностями деятельности по канонизации новомучеников за границей, где не было возможности доступа к архивам. Решения о прославлении того или иного человека там зачастую принимались на основе публикаций в советских газетах. А потому Зарубежная церковь была готова к тому, что её список прославленных новомучеников будет уточняться. Изначально в него вносились сведения о живших и пострадавших до Декларации митрополита Сергия, так как считалось, что более поздние материалы требуют более пристального изучения.
Международная конференция «Научно-богословское осмысление мученичества, исповедничества и массовых репрессий» проводилась в Москве общецерковной аспирантурой имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия при участии Новоспасского ставропигиального мужского монастыря, мемориального научно-просветительского центра «Бутовский полигон» и при поддержке фонда «Русский мир». На конференции прозвучали доклады, посвящённые различным аспектам прославления и почитания новомучеников и исповедников Российских.
В воскресенье, 27 октября, как сообщает сайт сербского представительства РИПЦ, в монастыре "Утешителя" Предстоятель РИПЦ архиепископ Тихон Пасечник, архиеп. Вениамин, и еп. Савватий и Акакий рукоположили во епископы иеромонаха Нектария. Возглавил Литургию епископ Акакий Утешительский, именуемый в сообщении "Председателем Архиерейского Собора сербских ИПЦ". Таким образом, РИПЦ пытается образовать новую Сербскую Церковь.
Ранее наша РПЦЗ заявила, что что не признает этих хиротоний, поскольку таковые действия усугубляют разделение среди православных сербов.
Одно из достопримечательностей прекрасного города Мюнхена -- Церковь Примирения Востока и Запада ( окрестности олимпийского стадиона), ее построил русский человек "дедушка Тимофей", Тимофей Прохоров, и служил в ней мирянским чином на протяжении 60 лет.
МОСКВА. 1 ноября 2013 г. в 17:00, в день рождения св. прмц. Великой княгини Елисаветы Феодоровны состоится торжественное открытие Музея Императорского Православного Палестинского Общества (Москва, ул. Забелина д. 3, стр. 2). В этот день в Центре ИППО будет установлена мемориальная доска в память о первых председателях Палестинского Общества - Великом князе Сергие Александровиче и Великой княгине Елисавете Федоровне.
Мероприятие подготовлено в рамках программы "На службе Москве и Отечеству. Великий князь Сергий Александрович и Великая княгиня Елисавета Федоровна", разработанной по инициативе Фонда содействия возрождению традиций и благотворительности "Елисаветинско-Сергиевское просветительское общество" при поддержке Департамента средств массовой информации и рекламы, Департамента межрегионального сотрудничества, национальной политики и связей с религиозными организациями, Департамента культурного наследия и Департамента культуры Мэрии Москвы на 2013-2014 гг. Целью программы является возвращение российской истории имен этих исторических личностей, приложивших немало усилий для укрепления государственных устоев России, развития науки, культуры и благотворительности.
В создании Музея ИППО приняли участие историки, ведущие специалисты в области музейного дела. Художественный проект Музея выполнен Студией М.Б. Пекуровского. В экспозиции, представленной ко дню открытия Музея, посетители смогут увидеть уникальные экспонаты: паломнические реликвии со Святой Земли, книги, листовки, брошюры, издававшиеся ИППО для многочисленных паломников, портреты и личные вещи председателей и почетных членов ИППО и многое другое. Отдельного внимания заслуживает доставленный на выставку из Италии исторический макет подворья ИППО в Бари, выполненный по заказу А.В. Щусева в 1913 г. Также на выставке будет представлен специально изготовленный для Музея макет Сергиевского подворья в Иерусалиме
В этот же день – 1 ноября в здании в здании ИППО (ул. Забелина д. 3 стр. 2) пройдут традиционные XVI Елисаветинско-Сергиевские чтения, посвященные теме "Москва в жизни великокняжеской четы". В 2014 г. исполняется 150 лет со дня рождения св. прмц. Великой княгини Елисаветы Федоровны, поэтому предстоящие Чтения станут своего рода подведением итогов проделанной за последние годы работы в деле изучения ее жизни и деятельности.
В мероприятии примут участие: Архиепископ Егорьевский Марк (МП), президент и основатель ГАСК, д.ф.н., проф. Кучмаева И.К., руководитель Фонда "Елисаветинско-Сергиевское просветительское общество", к.и.н., Громова А.В.
Газета Osservatore romano — официальный печатный орган Святого престола, опубликовала статью префекта ватиканской Конгрегации вероучения архиепископа Герхарда Мюллера, посвященную отношению Церкви к таинству брака, заключенному между верующими. Как отмечает «Радио Ватикана», публикация практически полностью воспроизводит другой текст архиепископа, увидевший свет в июне этого года и ставший ответом на некоторые местные инициативы Католической церкви в Германии в отношении разведенных и второбрачных прихожан.