Аннотация: В новой брошюре о схиархимандрите Лаврентии Черниговском предпринята попытка историософского осмысления судеб Русской Церкви в ХХ столетии. Автор преднамеренно не стал описывать жизнь о. Лаврентия в подробностях (об этом уже издано несколько брошюр), но акцентировал внимание на самом времени, в которое батюшке пришлось служить. Это именно и было главной задачей автора: на примере конкретной исторической личности, притом личности выдающейся и глубоко почитаемой православным народом, попытаться показать всю сложность, запутанность и противоречивость той эпохи. Показать исповедничество одних и падение других; показать - что это было за время, как поступали Новомученики и Исповедники Церкви Русской и почему именно так, а не по-другому. Почему компромисс с богоборчеством для них был категорически неприемлем, что такое сергианство. И, главное, попытаться спокойно, без осуждения, задеть такие стороны ума и души русского церковного читателя, которые подвигли бы его к осмыслению прошлого и к покаянию. Ведь от правильного, православного понимания церковными людьми этого вопроса впрямую зависит: какое Православие мы исповедуем; а в конечном итоге и будущее Русской Церкви и самой России. Такое наше глубокое убеждение.

Написание работы было начато в 1993 году, закончено в конце 1996 года. За прошедшие годы многое изменилось: диалог с Московской патриархией, к которому неоднократно призывал Архиерейский Собор Русской Православной Церкви Заграницей (а вслед за ним и автор в конце своей работы), не состоялся. Вместо него руководство МП пошло в наступление, используя в качестве аргументов обман и грубую силу. Об этом свидетельствуют, в частности, насильственные захваты храмов и монастырей у РПЦЗ в Европе, Святой Земле, а теперь и Аргентине. И этими неправедными деяниями священноначалие МП засвидетельствовало свое необратимое (увы!) отпадение от Истины и правды Христовой. Изменилась и сама РПЦЗ – значительная ее часть отказалась от крестоношения и влилась в апостасийный поток «официального православия», вместо стояния в Истине пошла путем комформизма и унии с нераскаянной и все более поглощаемой отступлением и беззакониями иерархией сергианской патриархии.

Но диалог все же возможен: с рядовым духовенством и мірянами МП. Их очень мало, таких, кому небезразлична церковная правда и будущее Русской Церкви, в ком советская пропаганда не до конца еще удушила позывы совести. Именно к этим людям обращен настоящий труд. Поэтому мы и не сочли возможным в нем что-либо менять. 

Еще в 1988 г. в Германии, в издательстве «Посев», по благословению приснопамятного Владыки Антония, Архиепископа Брюссельского и Западно-Европейского был издан № 14 Православного сборника «Надежда», а в нем: Жизнеописания и поучения схиархимандрита Лаврентия Черниговского. Этот сборник был составлен Православными верующими в России, и тайно переправлен за границу — напечатать его в СССР никак было нельзя. Изданный на средства Русской Православной Зарубежной Церкви большим тиражом, он затем тайно же переправлялся в СССР, дабы его могли читать Православные соотечественники страждущей земли Российской. Позже, в 1991 г. и в последующие годы Православным издательством «Свет Печерский» в Киеве он был многократно переиздан и стал достоянием широкой Православной общественности по всей Руси. Но первым был тот, в Германии, изданный Русской Зарубежной Церковью для русских беженцев и для России...

Божией милостию, нам посчастливилось раздобыть уникальные документы из архива Черниговского управления КГБ: следственные материалы 1920-1930 гг. на православное духовенство в Чернигове, и среди них — на отца Лаврентия. Получить доступ к ним было нелегко даже в наше время, но Господь милостив: услышал Он наши молитвы и вот, перед вами этот скромный труд.

Составляя это повествование, мы не придумали ни единого слова, ни единой буквы. Мы изложили все так, как это было в жизни, как об этом повествуют скупые, и вместе с тем красноречивые свидетельства гонителей и гонимых с пожелтевших от времени страниц...

Без сомнения — найдутся люди, которым правда эта придется не по вкусу. Правду в наше время вообще очень многие не любят. Но «нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано» (Мф. 10, 26). Это наша история, и ее никак не утаить. «Итак не бойтесь их» (Мф. 10, 26).

Сейчас, после прославления отца Лаврентия Московской патриархией, много появилось в ее среде разных вымыслов, сплетен и даже клевет. Батюшке уже приписывают то, чего он, по природе своей, никак не мог совершить или сказать. Разумеем здесь книгу, изданную самозванным "схиигуменом" (ранее выдававшим себя за «тайного архиепископа»), а на самом деле запрещенным в служении за преступления нравственного характера еще патриархом Пименом иеродиаконом Херувимом (Дегтярь)1. Предоставим этого и ему подобных выдумщиков на Суд Божий, а лучше расскажем о батюшке Лаврентии и его времени так, как, верим, он это сделал бы сам.

* * *

«Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне» (Мф. 10, 28).

Схиархимандрит Черниговского Троице-Ильинского монастыря Лаврентий (в мiру Лука Евсеевич Проскура) родился в 1868 году в сельце Карильское близ Коропа Черниговской губернии.

Родители его, Евсевий и Христина, — выходцы из небогатого украинского крестьянского рода были строгой благочестивой жизни. Родили они семеро детей, Лука — один из меньших. С раннего возраста мальчику пришлось тяжело трудиться по дому: отец умер, мать часто болела, не поднималась с постели, так что Лука выполнял и мужскую, и женскую работы. Рос он мальчиком одаренным, был благочестив и богомолен.

Особенной любовью Господь благословил его к музыке: он рано научился играть на скрипке, мог подолгу разучивать сложные мелодии. Эту любовь к скрипке он пронес через всю жизнь. Уже на склоне лет, будучи маститым пастырем, архимандритом, он любил во время отдыха поиграть для себя или своих духовных чад... Когда же обучался в деревенской приходской школе, пел на клиросе и научился так хорошо разбираться в Богослужебном Уставе, что в четырнадцать (!) лет стал самостоятельно управлять приходским хором. Любил ходить на богомолье в мужской Рыхловский Пустынно-Николаевский монастырь (разорен большевиками), что в 19-ти км от с. Карильское. Монастырь этот имел в народе заслуженную славу за свой строгий устав и пустынный образ жизни его насельников. С ранней юности, познав благодатность монашеского подвижнического пути, Лука возгорелся желанием нести сей тяжкий Господний крест...

В 1890 году умерла мать. Лука отказывается от своей части наследства и, имея 23 года от роду, поступает в Рыхлов монастырь на послушание, где несет повинность уставщика, а позже — регента монастырского хора.

Вести о талантливом регенте распространились далеко за пределами монастыря и в 1905 году (по другим данным в 1898 году) Архиепископом Черниговским Антонием (Соколовым)2 Лука переводится в Чернигов и назначается регентом хора при Троицком архиерейском доме, послушником Свято-Троицкого мужского монастыря. Здесь, по благословению Архиепископа Черниговского Василия (Богоявленского), 9 Марта 1912 г., на 45 году жизни (что свидетельствует о его глубоком смирении), Лука принимает монашеский постриг с именем Лаврентий, а через два года рукополагается во иеродиакона. 28 Августа 1916 г., в Свято-Успенском Елецком монастыре Епископ Пахомий (Кедров) рукополагает его во иеромонаха.

Стремясь в несении монашеского подвига подражать великим отцам древности, о. Лаврентий собирает вокруг себя особо отличавшуюся благочестием и подвижничеством братию монастыря: о.о. Алипия (Яковенко), Смарагда (Чернецкого), Михаила (Корма), Ефрема (Кислого), Иннокентия (Козько), Малахию (Тышкевича) и других. В будущем, почти все из них пройдут исповеднический путь, а многие даже примут мученическую смерть...

В 1918 году, в период небывалой на Руси смуты, когда, попущением Божиим за грехи народа, власть в стране восхитили богоборцы-антихристы и был злодейски убит Помазанник Божий, благочестивейший Государь Николай Александрович с Семьей, отцы Лаврентий и Алипий (Яковенко), предчувствуя, что недалек тот час, когда начнутся жестокие гонения на Церковь Христову, по благословению старца-Епископа Пахомия (Кедрова) начинают копать на Троицких горах пещеры с подземными храмами для богослужений. В этом неоправданном, с точки зрения современного человека, деянии благочестивые христиане того времени увидели глубокий духовный смысл: подземные храмы стали прообразом будущего "пещерного", тайного, катакомбного служения Церкви Христовой в поруганной и плененной богоборчеством Святой Руси.3

В копании пещер, в помощь отцам Алипию и Лаврентию, принимали участие как братия монастыря, так и благочестивые горожане и жители окрестных деревень. Труд этот был нелегким: вечером молились в монастыре, ночью копали пещеры, а утром снова шли на молитву в монастырь. И так каждый день...

К концу 1919 года копание пещер было закончено и 29/9 Ноября, в день преподобного Алипия Столпника, они были освящены Черниговским Епископом Пахомием. В пещерных храмах стали регулярно совершаться богослужения, но продолжалось это недолго. С усилением гонений на Святую Церковь, открытые богослужения в пещерах были безбожниками запрещены.

В 1919 году, по указанию Ленина, по всей стране началось массовое осквернение мощей святых угодников Божиих сотрудниками ВЧК и членами секты «Воинствующих безбожников». Святые мощи выносились из храмов, прилюдно подвергались поруганию, сжигались или выбрасывались в канализационные ямы... Не было большей хулы на Бога и святых Его за всю двухтысячелетнюю историю Православной Церкви. Верующий народ пытался оказывать сопротивление, но в большинстве своем безрезультатно: безоружные люди безпощадно расстреливались спецподразделениями красноармейцев.

Не обошло это бедствие и Чернигов. Советская власть попыталась извергнуть мощи Свт. Феодосия Черниговского, на защиту которых восстал преемник Святителя по кафедре, Святой Исповедник Пахомий, так что 25 Декабря (ст. ст.) 1923 года, в Рождество Господа Иисуса Христа, был арестован и выслан за пределы Епархии, а позже по этапу сослан в Сибирь. Все черниговское духовенство и паства скорбели об отъятии от них дорогого Архипастыря.

Но свято место пусто не бывает.

Милостью Божией, Указом Святейшего Патриарха Тихона временным управляющим Черниговской Епархией (в отсутствие Владыки Пахомия) назначается его викарий, Епископ Нежинский и Глуховский Дамаскин (Цедрик). Преосвященнейший Владыка Дамаскин был человеком высокой духовной жизни, редкого мужества и беззаветной любви ко Христу. Аскет-богослов, молитвенник, он снискал искреннюю любовь не только своей паствы, но и самого Патриарха Тихона. С ним очень близко сошлись отцы Лаврентий и Алипий.

Эти три подвижника Церкви Черниговской были сплочены правильным духовным пониманием событий, происходивших в апостасийном мiре и внутри Церкви. Но сия духовная радость от возможности быть вместе, делиться духовным опытом длилась недолго. В конце 1925 года Святитель Дамаскин был арестован и отправлен в Москву, где помещен в Бутырскую тюрьму, а оттуда, в Сентябре 1926 года, отправлен в ссылку к берегам Енисея, в самую глушь Сибири.

Попущением Божиим, земной воинствующей Церкви были посланы тяжкие испытания, дабы проверить не на словах, а на деле преданность христиан святой Истине и в который раз показать непреложность слов Христа Спасителя: на сем камне (веры) созижду Церковь Мою, и врата адовы не одолеют Ей (Мф. 16, 18). По всей необъятной Руси Святой шествовал смиренно, но уверенно великий сонм новомучеников и исповедников за истинную веру Православную от безбожных правителей убиенных. Каждый город, поселок, деревня — всякий уголок Святой Руси обагрился кровью мучеников. Явила дивный сонм святых страстотерпцев и древняя земля Черниговская — только к середине 20-х годов в Черниговской губернии было расстреляно около 80-ти священнослужителей; в 1919 г. был зверски убит Святитель Василий (Богоявленский), Архиепископ Черниговский - после жестоких мучений сброшен в реку с движущегося на большой скорости поезда. А сколько благочестивых мiрян, по примеру древнего мученика за веру Православную, святого князя Михаила Черниговского, пожелало принять лютую смерть от гонителей, но не изменить Богу Истинному: их имена один Ты, Господи, веси... Все усилия богоборцев сломить, одолеть Церковь Христову были тщетны: Святая Русь торжествовала свою духовную победу над гонителями, «могущими тело уничтожить, но не душу» (Мф. 10. 28)!

Но именно в это время, когда святители, духовенство и верующий народ повсеместно готовились объединить усилия для духовного противления воинствующему безбожию, а сама власть антихристова терпела позорное поражение, утопая в пролитой безвинной крови святых мучеников и исповедников, пал пред антихристом один из иерархов земной, воинствующей Церкви.[4]

16/29 Июля 1927 г. Нижегородский митрополит Сергий (Страгородский), временныйзаместитель поставленного Патриархом Тихоном Местоблюстителя Патриаршего Престола Митрополита Крутицкого Петра [5] , присвоив права пребывавшего в заточении Первоиерарха Русской Церкви, отказался от исповедания святой Истины и, под давлением земных властителей, обнародовал Декларацию о признании им богоборческой власти законной, объявив, что отныне Русская Церковь «не с врагами нашего государства... а с нашим (безбожным — авт.) правительством». Он потребовал от каждого архиерея и священника Русской Церкви дать подписку в такой лояльности. Такие же требования были предъявлены и Епископату и духовенству Русской Церкви, ушедшим вместе с частями отступавшей Русской Армии и беженцами за границу.

Какое страшное предательство свершилось на Русской земле.

Нет! Русская Церковь никогда еще не знала такого унижения Своей святости и верности Христу, никогда еще Ее архипастыри не впадали в тяжкий грех богоотступничества...

Конечно, прошлые и нынешние апологеты сергианства нашли оправдание своей слабости: надо-де, спасения ради Церкви, Ее земной организации, сохранения легальных богослужений пойти на все, даже если это измена Христу. Одним словом — нужно «спасать Церковь от Ее окончательного уничтожения».

Какая ложь и какое неверие. Не этому учил Христос.

«Ты еси Петр (т.е. камень), и на сем камени (т.е. на вере) созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют Ей. Аз с вами есмь во вся дни до скончания века. Аминь» (Мф. 16,18; 28, 20), — обещал нам Господь и этим принципом Церковь руководствовалась всегда, испытав порой не менее лютые гонения во времена язычников-императоров но, хранимая Духом Святым, не погибла. Она не погибнет никогда, ни при каких самых страшных гонениях самого исчадия ада Антихриста, ибо Христос сократит его дни. Так свидетельствовали святые отцы, мученики и исповедники непобедимой Церкви Христовой в старые и новые времена. Христос и никто другой есть Глава и Спаситель Церкви и все мы спасаемся в Церкви и Церковью, но не дерзаем помыслить даже о спасении Церкви. Те же, кто взялся своими немощными человеческими силами, по гордости или в отчаяньи, "спасать" Церковь тогда и кто защищает их сейчас просто не верят словам Спасителя и не могут называться христианами истинными, Православными. Ведь не верить словам Христа, значит не верить Христу. Не верить Христу — не верить и во Христа, Бога Истинного. Иначе какой же смысл в такой вере: «и бесы веруют, и трепещут» (Иак. 2,19), — предупреждал Господь устами Своего апостола.

«Господь открыл мне, что будет время, когда архиереи земли русской и прочие духовные лица уклонятся от сохранения Православия во всей его чистоте, за что гнев Божий поразит их. Три дня стоял я, просил Господа помиловать их и просил лучше лишить меня, убогого Серафима, Царствия Небесного, нежели наказать их. Но Господь не преклонился на просьбы убогого Серафима и сказал, что не помилует их, ибо будут учить "учениям и заповедям человеческим, сердца же их будут закрыты для Меня"», — сказал однажды в глубокой скорби Преподобный Серафим Саровский.

Но подлинная Православная Русь по пути сергианства не пошла!

Декларация эта вызвала глубочайшее потрясение всей Православной Руси. Ее содержанием были настолько возмущены, что редко кто из священнослужителей задерживал ее у себя более двух-трех дней. Почти 90% Православных приходов отослали ее обратно автору. Со всех концов Русской земли раздались голоса протеста. На имя митр. Сергия посыпалась масса посланий, в многочисленных копиях распространяемых по всей стране, в которых Епископы, священники и мiряне умоляли митр. Сергия отказаться от выбранного им гибельного пути. В числе протестующих были самые выдающиеся деятели Русской Церкви: авторитетнейшие иерархи, духовенство, богословы-профессора... Большинство, кто был на свободе, и кто был в заточении, решительно отвергли путь соглашательства и поклонения богоборчеству.

Нет возможности воспроизвести для читателя даже малую часть чудом сохранившихся и дошедших до наших дней «писем» и «посланий», поэтому приведем лишь небольшие выдержки из посланий наиболее близкого нам по месту служения, Священномученика Дамаскина, Епископа Нежинского и Глуховского: «Рассматривая настоящий скорбный путь Русской Церкви в перспективе вечности, приходишь к проразумению высокого смысла всех настоящих испытаний. Угасание духа веры в массах, принижение спасительных идеалов Церкви, забвение пастырями своего долга, умножение на этой почве беззакония и "иссякание любви многих" — не могло не привести к тяжелым последствиям. Во всяком организме угасание духа вызывает конвульсии. Слишком далеко отошли мы в нашей церковной жизни от заповедей Христа, от руководства учением свв. Апостолов, от заветов свв. Отцов, Мучеников и Исповедников; тяжкие скорби необходимы стали, чтобы хоть таким путем обратить наше внимание на великий грех призванных к святости носителей Имени Христова. Может быть во всем этом уже начало суда Божия над грешным мiром, надлежит же "начаться суду с дома Божия" (1 Петр. 4, 17). Благословлять подобает Господа за ниспослание нам настоящих испытаний, направленных для пользы и спасения нашего, а не прыгать в паническом страхе в болото, где позорная гибель заранее обеспечена.

Настоящие скорби... промыслительный отсев пшеницы от мякины, может быть для нового доброго посева на грешной земле, а может быть для создания кадров тех верных сынов Небесного Царя, коим предстоит противостать близящемуся царству "сына погибели"».

«Грех ваш еще внутренняя неправда самой декларации, основанная на боязливости. Ведь только в таком освещении становится понятным 8-й стих 21-й главы Откровения, где "боязливые" поставляются наряду с неверными, убийцами и любодейцами». «Но еще больший грех Ваш против внутренней правды церковной, против Евангельского завета — безбоязненно исповедовать Истину». «Страшно подумать, как пошатнули, подорвали Вы Вашей декларацией авторитет церковной иерархии, какую обильную жатву собирают на этой почве враги наши, как много верующих, не видя для себя доброго примера в своих пастырях, усомнились в своем уповании в Вечную Правду, и как много их посему отшатнулось от Церкви и погибает в отщепенческих болотах и в струях сектантства! Пользуются умело враги произведенным Вами в Церкви смятением и с удесятеренной наглостью проводят свою безбожную программу».

«О, Ваше Высокопреосвящество, пока не поздно, посмотрите к какой пропасти подвели Вы доверившихся Вам и, пока не поздно, торопитесь исправить свою ошибку». «Вся Церковь ждет от Вашего Высокопреосвящества открытого заявления: — считаетесь ли Вы с мнением подавляющего большинства иерархов? почти всей ссыльной Церкви, а также на мольбы и протесты множества других пастырей и мiрян — ответите ли отказом от ошибочного шага и изменением курса своей церковной политики, или же предпочтете утверждаться на основе уже совершенного Вами уклона в сторону расхождения со всею Церковью». «Настоящий грозный момент истории Российской Церкви, если все мы по достоинству не оценим его значения, может закончиться грозным приговором: "отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его". Да не будет же имя Вашего Высокопреосвящества заклеймлено историей, как одного из гасителей светильника Русской Церкви!»

«Но, увы! — если Вы, Ваше Высокопреосвящество, станете упорствовать в Вашем курсе и открыто пренебрежете голосом Церкви, то она, продолжая свой крестный путь, откажется от Вас, как от соучастника с ее распинателями.

Большинство ссыльных иерархов до сих пор не предполагали, что в действительности Вы и Ваши единомышленники... ушли гораздо дальше, чем мы в состоянии были предположить; что Вы перешагнули далеко за намеченную Вами раньше черту, и дальше путь Ваш идет уже с очевидным уклоном по направлению за ограду Церкви. Постепенно истина эта открывается для всех. Мы все остановились, не идя с Вами, и продолжаем умолять, звать Вас вернуться, вновь соединиться с нами. Но ведь жизнь не может остановиться, и мы вынуждаемся идти вперед своей прежней дорогой. Мы умоляем, зовем Вас, Владыко, мы все еще возле Вас и готовы подать Вам руки...

Если Вы все же не внемлите, не возвратитесь, — то пойдете Вашим уклоном дальше, НО БЕЗ НАС», - писал из мест заключения Святой Новомученик Дамаскин Нежинский.

Когда же стало ясно, что митр. Сергий не покается и не вернется на правый путь, значительная часть Епископата и духовенства прекратили поминовение митр. Сергия и порвали с ним каноническое и евхаристическое общение как с уклонившимся от Правоверия и поправшим канонические устои Православной Церкви раскольником.

Эта часть Русской Церкви, оставшаяся верной Богохранимому Православию, получила название: тихоновская, по имени Святого Патриарха Тихона. Вскоре появилось у Нее и другое название: Истинно-Православная Церковь (ИПЦ). Так Ее именовали в судебных документах гонители, чтобы легко отличать от своей, сергианской, церкви. Это было одно из главных их обвинений — принадлежность к ИПЦ. За это ссылали на каторгу и приговаривали к расстрелу. Но христиане с радостию приняли это название, т.к. это была действительно истинно Православная Церковь. Ее возглавили законный Местоблюститель Патриаршего Престола, пребывавший в заточении Священномученик Кирилл, Митрополит Казанский, и Митрополит Петроградский Иосиф (Петровых), умученные большевиками 20 Ноября 1937 года.

Духовными вождями истинно-православных христиан на Черниговщине стали отцы Лаврентий и Алипий. Вокруг них сплотилась братия Свято-Троицкого монастыря и верные чада, не пожелавшие идти путем компромисса со злом ради временных, земных благ.

В 1928 г., после закрытия Свято-Троицкого монастыря братия перешла в Свято-Ильинскую церковь, что под Троицкими горами. Эта небольшая, маловместительная церквушка стала средоточием духовной жизни в Чернигове. Настоятелем Свято-Ильинской церкви был сподвижник о. Лаврентия игумен Ефрем (Кислый). Часто, по вечерам, в ней проходили собрания тихоновского духовенства. На них обсуждались события, происходившие в Церкви и вне Ее. К тихоновскому духовенству в Чернигове, помимо о.о. Лаврентия, Алипия и Ефрема принадлежали: архимандрит Георгий (Смильницкий), игумен Палладий (Мищенко), игумен Смарагд (Чернецкий), игумены Антоний и Николай (??), иеромонахи Михаил (Корма), Иннокентий (Козько) и Малахия (Тышкевич), иерей Гавриил Павленко, иеродиакон Мисаил (Стишковский), иерей Иоанн Смоличев и другие. Среди мiрян, бывших близкими к о. Лаврентию и не принявших сергиевой Декларации, был известный церковный писатель Сергей Александрович Нилус. С Апреля 1926 г. он проживал в Чернигове, сосланный сюда советской властью. В Августе 1927 г. он вновь был арестован и выслан во Владимiрскую губернию, где и умер в 1929 г.[6]

Сергей Александрович был одним из активнейших церковных деятелей в Чернигове в тот период. Практически, ни одно церновное собрание и мероприятие, как правило нелегальное, ибо собираться было запрещено под угрозой ареста, не проходило без его участия в нем. Он, по большей части, и был их организатором. Его стараниями, например, 10 Декабря 1926 г., на квартире благочестивой прихожанки Мельниковой (по ул. Ленина, 30) был проведен нелегальный благотворительный концерт. Собралось около 30-ти человек городской интеллигенции. Собранные деньги отправлены пребывавшим в ссылке Архиепископу Пахомию и Епископу Дамаскину. В своей квартире Нилус организовывал регулярные духовные беседы прихожан с духовенством, чтение духовной литературы... Проживал он по ул. Южной (ныне Успенского), неподалеку от Свято-Ильинской церкви. Через С. А. Нилуса и его супругу Елену Александровну черниговское духовенство поддерживало связи с единомышленным духовенством г. Киева: прот. Димитрием Ивановым († 4 Марта 1937 г.), игуменией Свято-Покровского монастыря м. Софией (Гриневой) и другими.

Божией милостию, в Декабре 1928 г. из ссылки возвращается Святитель Дамаскин. Проживание в Черниговской области Владыке было запрещено и он поселяется в г. Стародуб. В прежнее время Стародуб входил в Черниговскую губернию и принадлежал к Черниговской Епархии. По советскому административному делению он не вошел в Черниговскую область, и потому жить в нем Владыке не возбранялось.

Стоит ли говорить, какую великую духовную радость принесло духовенству и пастве, уцелевшим от коммунистических гонений, возвращение Владыки Дамаскина? Неутомимый труженик, он, с Божией помощью, приступил немедленно к восстановлению полноценной жизни Епархии: на овдовевшие приходы рукополагал новых достойных священников, постригал в монашество и схиму и т.д. В 1928 г. тайно возвел в сан архимандрита игумена Лаврентия.

«Праведный держит прямо путь свой» (Пр. 21, 29): Владыка Дамаскин Нежинский вел строго Православную линию, не допускал ни малейшего компромисса в служении Господу и не шел ни на какие уступки богоборцам в вопросах веры, за что снискал искреннюю любовь своей паствы и ненависть врагов Христа. Преосвященнейший неоднократно встречался и с отцом Лаврентием, которого высоко ценил за строго аскетический, молитвенный образ жизни и правильное духовное, истинно-православное понимание происходящих событий, и ознакомил его, а через него и многих священников Чернигова с письмами Митрополитов-Мучеников Кирилла Казанского и Петра Крутицкого, письмами других Святителей-Исповедников, а также со своими письмами к митрополиту Сергию (Страгородскому), в которых они решительно отвергли сергианство и отстаиваличистоту Святоотеческого Православия.

Но и на этот раз Владыке недолго пришлось пребывать со своею паствою, чуть менее года всего. В конце Ноября 1929 г. Епископа Дамаскина вновь арестовывают: доносчиком на Святителя стал сергианский священник, благочинный стародубского района. В доносе в ГПУ он обвинил Владыку в попытке организовать заговор против советской власти. Вот уж воистину, на примере сергиан подтвердились слова Спасителя: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их» (Мф. 7, 15-16). Сколько невинных страдальцев за веру Православную, по доносам лжебратии приняло гонения?! Позже не избежал этой участи и отец Лаврентий...

Решением ГПУ Святитель Дамаскин был сослан на Соловки.

Примерно в это же время на свободу вышел Святитель Пахомий, Архиепископ Черниговский. Возвращаясь из заключения, он остановился в Москве, где имел несколько долгих бесед со сторонниками сергианства. Под влиянием некоторых, авторитетных в сергианстве апологетов, Владыка Пахомий имел слабость, несмотря на всем очевидное, губительное влияние Декларации и политики митр. Сергия на Русскую Церковь, все же не порывать с ним евхаристического общения ради сохранения, как он тогда полагал, церковного мира. С тем и уехал он в Чернигов.

Однако, вернувшись на Черниговскую кафедру, Вл. Пахомий встретил сильную духовную оппозицию со стороны духовенства и паствы.

Еще в дороге к нему прибыла Елена Озерова-Нилус (супруга С.А. Нилуса), делегированная к нему «оппозиционной группой с целью предупредить его, что если он признал легализованное Патриаршее управление, чтобы он в Чернигов не приезжал» (цит. из следственного дела). В самом же Чернигове некоторые священники, среди них иеромонах Михаил (Корма), категорически отказались сослужить Владыке. Другие же, во главе с духовником Вл. Пахомия, о. Лаврентием и игуменом Смарагдом, временно сохранили с ним евхаристическое общение, настойчиво пытаясь доказать своему Преосвященному пагубность для Церкви сергианского пути. Позже, 19 Сентября 1936 г., в доносе на о. Лаврентия в Черниговское ГПУ, сергианский священник Алексий Тычина писал о том периоде: «Столпом ИПЦ является игумен Проскура Лаврентий, который является духовным отцом всех монахов и фактически руководит ими, соблюдая известные монашеские ритуалы и обрядности. Проскура по своим взглядам является крайним реакционером и ... когда поминают в церкви Сергия, то Проскура затыкает себе уши, это характеризует и отношение его сторонников к легализованному церковному управлению, и отсюда его отношение к советской власти».

Вскоре Владыка и сам, воочию убедившись в негативных последствиях деяний митр. Сергия, после многочисленных бесед с о. Алипием (духовным чадом о. Иоанна Кронштадского, умучен в 1943 г.) и о. Лаврентием, прекращает возношение имени Сергия за богослужением. Он не скрывает своей приверженности ИПЦ и, вместе со своим младшим братом, Епископом Житомiрским Аверкием, составляет Послание к митр. Сергию, в котором обличает его в неправомыслии и беззакониях. Это же Послание Владыка распространяет и среди духовенства и паствы Черниговской Епархии. Вот отрывок одного из их посланий: «Митрополит Сергий является полным рабом, послушным орудием в руках известных нам ... советских учреждений и утратил вполне свой морально-церковный авторитет... Словом, такого унижения и оплевания Святая Церковь еще не переживала.

Святая Церковь может быть подвергнута внешним бедствиям: гонениям и стеснениям, но отказаться от своей духовной свободы и достоинства не может, напротив, в бедствиях она еще более внутренне просветляется и непрестанно обновляется (2 Кор. 4, 16-17). Таков закон духовной жизни и отдельного христианина, и всей Церкви Христовой, почемуузы и скорби мы понимаем как милость Божию, ибо увенчивает за них Господь верных Своих рабов (2 Кор. 4, 17). Но на унижение Святой Церкви, на попрание ее внутренней свободы Церковь никогда не согласится. Нельзя свободу Церкви и ее достоинство предавать на попрание "чтобы не быть гонимым за крест Христов" (Гал. 6, 12), по слову апостола.

Легализация, которую стараются проводить митр. Сергий и его Синод, является совершенно неприемлемой и невозможной, потому что она... противна природе Церкви, противна разуму, ибо стремится соединить несовместимое... В церковном отношении она преступна, ибо продает свободу внутренней жизни Церкви и кощунственно унижает ее святость и достоинство...

Новая церковная политика митрополита Сергия вызывает великое смущение и соблазн в церковном народе и вообще у большинства верующих, от иерархов до мiрян.

Сердце доброго пастыря, естественно, сжимается от нестерпимой скорби при виде этой потрясающей картины великого церковного разорения, наполовину произведенного рукою предстоятеля Церкви. Не нужно нам таких реформ церковных. Лучше мы все вновь и вновь пойдем в узы и изгнание, лишь бы сохранить души вверенного нам народа Божия. Ибо все дадим великий ответ за погибель чад своих...

Если же митрополит Сергий преслушает голос Церкви, будет упорствовать в своей политике и претендовать на власть первоиерарха, тогда он, конечно, окажется церковным безчинником и отщепенцем».

«Непризнающие митроп. Сергия церковные деятели уже ссылаются в Соловки, где количество архиереев возрастает с каждым годом» — писал Вл. Пахомий.

Не долго и ему пришлось быть на свободе. 15 Октября 1930 г. он был арестован и обвинен в «призыве попов к организации общими силами противостояния сов. Власти» и постановлением судебной тройки от 4 Ноября 1930 г. заключен в концлагерь сроком на 5 лет.

Сначала Свт. Пахомия сослали на Соловки, а потом на Бело-мор-канал, в Май-Губу. Владыка прибыл туда уже почти инвалидом, с параличем лицевых нервов. Его перевели на инвалидный пункт в Кузему, но и там посылали на тяжелые физические работы. Вернулся он из лагеря лишь в конце Сентября 1937 г., совершенно больной. Доживал свои дни на родине, в г. Яранске Вятской губернии, под домашним арестом. По свидетельству его духовных чад, в последние перед смертью недели он возложил на себя тяжелый подвиг юродства Христа ради, начал пророчествовать. Его поместили в больницу для умалишенных г. Котельнич (неподалеку от Яранска), где он и отошел ко Господу 11 Ноября 1937 г., полностью отказавшись от больничной пищи, потребляя лишь передаваемые духовными чадами просфору, антидор и святую воду. Милостью Божией, сохранилось несколько тетрадок с проповедями Владыки. В них он предстает пред нами как удивительный проповедник слова Бога Живаго, Бога Истинного. На его проповеди, как на проповеди великого Златоуста, собирался весь Православный Чернигов, и стар и млад: от малограмотной крестьянки до интеллигента. После службы он пешком шел домой, и его всегда сопровождала огромная толпа народу. Его очень любили. Есть свидетельства, что у его могилы совершались чудеса исцелений.

Вместе со Свт. Пахомием был арестован и почитаемый в городе священник о. Иоанн Смоличев, ранее был арестован и сослан в лагеря (где и умер) архимандрит Георгий (Смильницкий), в 1931 г. арестован старец о. Алипий (Яковенко) и многое множество других: каждый день открытого служения мог грозить арестами и лагерями.

В 1933 г., при еще живом Архиепископе Пахомии, в нарушение церковных канонов, митрополит Сергий назначает правящим архиереем на Черниговскую кафедру проживавшего в с. Носовка Черниговской области викарного епископа Стефана (Проценко), человека слабохарактерного и непринципиального. Не желая входить в конфликт с духовенством Черниговской Епархии, еп. Стефан предпринял хитрый тактический ход (в полном единомыслии с иезуитским принципом «цель оправдывает средства»): оставаясь в подчинении митр. Сергию и выполняя его Указы, он, тем не менее, не стал поминать его имени за богослужением. Однако доверия черниговского духовенства и паствы обрести так и не сумел, т.к. был прообновленческих сергианских воззрений. В Чернигове его вначале встретили радушно, но когда открылось, что он сергианин, не приняли и он вынужден был по-прежнему проживать в с. Носовка.

В начале 1934 г. на свободу выходит Свт. Дамаскин Нежинский. Он тайно посещает Чернигов, Нежин, Прилуки и другие места, где есть его единомышленники.[7] В своих беседах он проводит мысль о том, что время открытого служения прошло, что Истинная Церковь Христова должна, как в первые века христианства, бежать в пустыню – катакомбы (Откр. 12, 6): Новозаветный Ноев Ковчег спасения должен закрыться изнутри, дабы сохранить хотя бы «малое стадо» (Лк. 12, 32) от «все­поглоща­ющих волн огненного океана». В этот период гонений на Святую Церковь лучшие ее представители осознали, что лучше служить тайно, только с малой частью христиан, но сохранить чистоту и святость Невесты Христовой, нежели подписать позорный договор со слугами дьявола и тем отдать Церковь Божию на поругание8: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста, и на седалищи губителей не седе, но в законе Господни воля его, и в законе Его поучится день и нощь... Яко весть Господь путь праведных, и путь нечестивых погибнет» (Пс. 1, 1-2, 6). Многие пошли путем праведных, за то предстоят ныне пред престолом Всевышнего...

Пошел этим путем, вслед за своими Первосвятителями, Митрополитами Петром и Кириллом, и Священномученик Дамаскин Нежинский. Осенью 1934 г. его вновь арестовывают, на этот раз уже навсегда. Сначала его отправляют в Казахстан, затем, в 1935 г., по этапу на север, потом снова Казахстан. Во время одного из таких этапов, глубокой осенью, вместе с другими ссыльными Святитель ожидал паром, который должен был доставить их к окончательному месту заточения. К их группе присоединили еще одного священника (кто знает — может быть даже и сергианина?). Он совсем был раздет, в одном только легком летнем подрясничке и замерзал от холода. Со словами «у кого две одежды, отдай неимущему», Святитель снял с себя рясу и отдал замерзавшему. Подорванное здоровье Владыки не выдержало стужи, и на пароме, который уже плыл по реке, Святитель тяжело заболел… Не смотря на это в 1936 г., за проведение в местах ссылки нелегальных богослужений, проповеднической деятельности и организацию катакомбных общин верующих, многих из которых он тайно постригал в монашество или рукополагал в священники ИПЦ, Еп. Дамаскин был снова арестован. Его перевели в Карагандинский концлагерь, где 10 сентября 1937 г. постановлением тройки УНКВД осудили к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 15 сентября поздно вечером, в 23 часа. «Праведник умирает, и никто не принимает этого к сердцу. И мужи благочестивые восхищаются от земли; и никто не помыслит, что праведник восхищается от зла» (Ис. 57, 1).

Еще в 1935 г., вскоре после ареста Свят. Дамаскина, на Черниговщину тайно возвращается старец о. Алипий. Он встречается с о. Лаврентием и другими подвижниками истинного благочестия. После кратковременного пребывания в Чернигове, о. Алипий тайно поселяется в своем бывшем приходском селе Свинь (ныне Ульяновка) и организовывает тайный женский монашеский скит.

В это время на черниговское духовенство, не поминающее митр. Сергия, с новой силой обрушивается гонение безбожной советской власти. В Июле 1936 г., по доносу сергианских священников, в Чернигове арестовано все истинно-православное духовенство и начат крупный судебный процесс.9 Их обвинили в формировании контрреволюционной церковной группировки и попытке внушения населению антисоветских взглядов. Главное же обвинение было: «принадлежность к ИПЦ» (Истинно Православной Церкви).

По этому делу к ответственности были привлечены: о.о. игумен Лаврентий, игумен Смарагд (Чернецкий), иером. Михаил (Корма), иером. Малахия (Тышкевич), иеродиакон Мисаил (Стишковский) и многие другие. Постановлением судебной тройки от 2 Июля 1937 г. о.о. Сма­рагд, Михаил, Малахия и др. приговорены к лишению свободы сроком на 5 лет с отбыванием лагерей строгого режима10, иеродиакон Мисаил был приговорен к расстрелу, что и было исполнено в том же 1937 году.11 Чудом не сослали только отца Лаврентия, да и то лишь «в связи с его старческим возрастом (68 лет)», как сказано в судебном протоколе.

Из всех сосланных в лагеря (а значит — на каторжные работы) в живых остался один отец Малахия, вышедший на свободу лишь в середине 50-х годов. В 60-е гг. он принял схиму с именем Пимен, умер в 1986 г.

После расправы с непоминающим духовенством власти передали Свято-Ильинскую церковь сергианам… Не попустил Всеблагий им долго служить: уже в начале 1938 г. храм был закрыт.12 «Говорит Господь Саваоф вам, священники, бесславящие имя Мое. Вы говорите: "чем мы бесславим имя Твое?" Вы приносите на жертвенник Мой нечистый хлеб» (Мал. 1, 6-7).

Отец Лаврентий, после изгнания его из храма сергианами, поселился на Лесковице, под Троицкой горой, у одной из своих многочисленных духовных чад, где занимал маленькую комнатку. Духовных чад принимал только по ночам, тайно. По его благословению в Холодном яру (ул. О. Десняка на Лесковице), во дворе благочестивой прихожанки, тайно же была вырыта небольшая, тесная пещера, где о. Лаврентий по ночам совершал Божественную литургию. Вход в пещеру шел через коридор дома в кладовую, а из кладовой через погреб прямо в храм. Здесь же, во дворе, жило несколько тайных монахинь; они следили за порядком в катакомбном храме, а в отсутствие о. Лаврентия сами вычитывали службу мiрским чином.

В 1937 г. из с. Свинь в Чернигов переезжает о. Алипий и нелегально поселяется неподалеку от о. Лаврентия. У себя в доме он устроил домовую церковь, которая в народе получила название «Алипиево подворье». В ней ежедневно совершалось таинство Святой Евхаристии.

Так и служили благочестивые отцы тайно, окормляя свое малое катакомбное стадо, до самого начала Второй мiровой войны.

Еще перед войной отец Лаврентий говорил: «За то, что все делается не по закону, да в праздники, то все сотрется и сгорит. А потом откроются монастыри и люди будут каяться и молиться и Господь по Своей милости даст немного времени...»

Сразу же по приходу в 1941 г. немецкое командование, в пропагандистских целях, издало разрешение на возобновление православных монастырей и храмов. Люди впервые за многие десятилетия террора вздохнули свободно. Очевидцы рассказывают, что храмы тогда были полным полны народу: люди с радостью шли на молитву ко Христу.

Старец Алипий возвратился в с. Свинь восстанавливать зачахшую совсем при Советах церковно-приходскую жизнь.

Вышел из катакомб и архимандрит Лаврентий. Собрав своих монашествующих чад, устроил в Свято-Троицком монастыре женскую обитель, а позже еще и Домницкую...

При возобновлении обители пришлось столкнуться со многими трудностями: Свято-Троицкий собор и церковь Введения во храм Пресвятыя Богородицы были в ужасном запустении, келлии и другие постройки частично или полностью разрушены... Практически, нужно было все отстраивать заново. Монахиням самим приходилось носить стройматериалы, рубить топором глину, носить из колодца на высокую гору воду и пр. И все же, невзирая на многочисленные трудности, уже на Светлое Христово Воскресение в 1942 г. в соборе была отслужена первая Божественная литургия, а матушки смогли переселиться в восстановленные келлии. Монастырская жизнь постепенно входила в нормальное, правильное русло.

Были попытки восстановить и Елецко-Успенский мужской монастырь, но братии было очень мало, да и торопились как можно быстрее занять Троицкий.

В Августе 1941 г. в Свято-Почаевской лавре состоялся Собор Православных Епископов, пребывавших на подвластных немцам украинских землях. Экзархом Украины был избран Митрополит Волынский Алексий (Громадский) и принято решение, во исполнение Постановления Всеукраинского Православного Собора 1918 г. и Указа Святейшего Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета Русской Православной Церкви от 7/20 Ноября 1920 г. за № 362, о самоуправлении Православной Церкви на Украине, не порывая единства с Русской Церковью.

Т.к. Православный Епископат в Советской Украине был уничтожен еще в 30-е годы, Епископские кафедры фактически вдовствовали. Вновь образованный Экзархат состоял целиком из архиереев, до начала Второй мiровой войны служивших на оккупированных Польшей Западно-Украинских землях (Волынь, Галиция, Закарпатье и пр.) и, поэтому, причастности к Декларации митр. Сергия и его просоветской политике не имевших. В возобновленной иерархии, возглавляемой Митрополитом Алексием (Громадским), верующий народ увидел ту, свободную от богоборчества часть Русской Церкви, которую он с таким мужеством и жертвенностью отстаивал в годы лютых гонений Советской власти. Известно было и о твердом стоянии в Православии Митр. Алексия (Громадского), Еп. Симона (Ивановского), Еп. Антония (Марценко) и др. в период гонений на Церковь Христову (в 1920 - 1930 гг.) со стороны польских католиков, об их решительном противостоянии попыткам польских властей ополячить Православную Церковь в Польше, а также об их обличении и разоблачении перед Западными народами богоборчества в CCCР.

Поэтому, по избрании Предстоятелем Православной Церкви на Украине Высокопреосвященнейшего Митрополита Алексия, катакомбное духовенство, не поминавшее митр. Сергия, без колебаний пошло под его омофор. Одним из первых признал Митрополита Алексия как своего Первосвятителя катакомбный схи-Архиепископ Антоний (князь Абашидзе), окормлявший в Киеве тайные общины истинно-православных христиан.13 Признал Митр. Алексия и отец Лаврентий и благословил возносить его имя, как Первоиерарха, за богослужением. И когда Митр. Алексий назначил на Черниговскую кафедру Епископа Острожского Симона (Ивановского), получившего всеобщую любовь Волынской паствы за свое стояние в Православии и твердое противление окатоличиванию Православной Церкви, отец Лаврентий с радостью воспринял это известие, воскликнув: «Это наш!..»

Но: вновь обретенная свобода в возобновлении полноценной церковной жизни скоро закончилась. Истинно учили Святые отцы, силою Духа Святаго стяжавшие благодать и умение правильно толковать Священное Писание: нет на земле, и не будет такой власти, кроме власти Помазанника Божия, Православного Царя (2 Фес. 2, 7-8), которая любила бы и лелеяла или, хотя бы, не гнала и терпела истинную Церковь Христову. Наблюдая, как народ на оккупированных землях, окормляемый Православною Церковью, вновь обретает духовную свободу, и опасаясь этой свободы и единства духовного больше, чем всей военной мощи Красной армии, немецкая администрация предприняла ту же тактику по расчленению и раздроблению народа, что и большевики: поощряя расколы в Церкви и, тем самым, подрывая духовную основу народную, сея в народе раздоры и междоусобицу. «...Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф.12, 25).

«Мы должны избегать, чтобы одна церковь удовлетворяла религиозные нужды больших районов, и каждая деревня должна быть превращена в независимую секту, которая почитала бы Бога по-своему. Если некоторые деревни в результате захотят практиковать черную магию, как это делают негры или индейцы, мы не должны ничего делать, чтобы воспрепятствовать им. Коротко говоря, наша политика на широких просторах должна заключаться в поощрении любой и каждой формы разъединения и раскола».14 В Феврале 1942 г., при содействии немецких оккупационных властей, в г. Пинске была воссоздана Украинская автокефальная церковь. И вновь на Православных архипастырей и пастырей были воздвигнуты гонения, только теперь уже со стороны нацистского оккупационного режима и контролируемых им некоторых партизанских групп украинских националистов (немало страданий духовенству и церковному народу принесли и советские партизаны-безбожники)15.

В том же 1942 г. в Чернигов, с одобрения райхскомиссариата, направлен был лжеепископ Фотий Тимощук, в прошлом советский шпион, выдававший себя за священника. В 1932 г. он нелегально пересек советско-польскую границу, убив при этом польского пограничника. За убийство был польской администрацией арестован и посажен в тюрьму. Православное священноначалие не признало за ним тогда сан «священника», однако это не помешало автокефалистам поставить его в 1942 г. во "епископы" и направить в Чернигов, дабы он пытался внести смуту и раскол среди православной паствы Чернигова (с приходом Советов Ф.Тимощук отрекся от своего «епископства» и служил простым «священником» в Московской патриархии, тесно сотрудничая с НКВД-МГБ).

Не брезговали противники единства Православия даже насилием, чем полностью вскрыли свою подлинную сущность. 7 Мая 1943 г. партизанами-оуновцами (мельниковцами) был расстрелян Митрополит Алексий (Громадский), а немного позже в лесу был повешен сподвижник Священномученика Алексия, Епископ Мануил (Тарновский). Убивали и духовенство и мiрян за одно лишь нежелание изменить Матери-Церкви.

Всякому Православному христианину известно, что чем сильнее и изощреннее гонения на Церковь Христову, чем наглее гонят Церковь безбожники и еретики, тем Она становится духовно чище, сильнее, тем сложнее соблазнить Православный народ с истинного и спасительного пути. Ибо Церковь есть мистическое Тело Христово и Он единственный Глава Ее и Спаситель. «Созижду Церковь Мою, и врата адовы не одолеют Ей» (Мф. 16, 18) и нет силы и власти в мiре, могущей изменить обетование это...

Не пошла Православная украинская паства по пути раскола; и какие бы меры не предпринимались, верующий народ в решающей массе остался верен Православной Церкви своей.

Местное население искренне желало освобождения родной земли от нацистов. Не по рассказам одним знали люди о зверствах, чинимых такими же безбожниками... Не одна сотня деревень на Черниговщине обратилась в пепел; были и такие, где беззащитные жители, в основном женщины, дети и старики, были сожжены заживо (напр. с. Корюковка). Нередко людей, вместе с их священниками, запирали в Божии храмы и поджигали...16 В наступающей Красной армии люди видели прежде всего своих, родных, таких же как и они, простых русских солдат, славян. И если вначале люди были рады немецкому солдату, принесшему (как верили тогда) свободу от ненавистного советского режима, то теперь, после стольких новых мучений, они смотрели на Красную армию как на освободительницу, а потому всячески помогали ей.

Люди искренне верили, что уж теперь-то все будет иначе, что Советская власть станет лучше, не будет унижать славянские национальные чувства, не будет гнать Церковь, а даст Ей свободу, перестанет быть безбожной и распустит концлагеря...

Не суждено было свершиться этой детской и наивной вере народной. Сатана, чтобы прельстить, если возможно, и избранных, часто принимает образ Ангела Света (2 Кор. 11, 14). Дошли до людей вести, пущенные советской пропагандой, о том, что Сталин «разрешил Церковь», что выпустили некоторых священников и даже епископов... Не заметили люди обмана, поверили (как не заметили, что и нацисты вначале поступали также).

«Сатана есть лжец и отец лжи и вы исполняете похоти отца своего» (Иоан. 7, 44) — не может богоборческий советский режим измениться!.. «Как у змеи одновременно одни части тела изгибаются вправо, другие — влево, между тем как голова змеи двигается вперед, к своей цели,— такова была и его деятельность»,— писал о гонителе Православной Церкви императоре Юлиане Отступнике великий Святитель Божий Григорий Богослов. Сказанные более тысячи лет назад, слова эти раскрывают нам тайну нашего богоборческого времени.

В Сентябре 1943 г. Красной армией взят Чернигов, город был полностью разрушен советской авиацией...

Долгожданный приход советских войск вместе с радостью освобождения принес и новые скорби и страдания. За боевыми частями Красной армии продвигались карательные спецподразделения войск НКВД. Вновь начались массовые аресты и расстрелы. В конце 1943 г. был умучен старец отец Алипий (Яковенко): взорван специально брошенной ему под ноги гранатой17, зверски умучен партизанами о. Иоанн Шмонь из Нежина, о. Иоанн Лабунцов с Прилуччины, убит викарный епископ Панкратий Гладков (его жестоко истязали, отрезали нос, уши, выкололи глаза), арестован Черниговский Епископ Симон (Ивановский) и многие другие. Подвергались опасностям и о. Лаврентий с сестрами Свято-Троицкого монастыря но, Божией милостью, все миновало.

Как уже было сказано, в годы войны советское руководство несколько изменило свое внешнее отношение к Церкви.

Чтобы повысить свой престиж на Западе и показать, что в атеистическом СССР соблюдаются все права и свободы граждан, в т.ч. и верующих, в 1944 г. И. Сталин предложил провести Архиерейский Собор МП и избрать на нем марионеточного советского патриарха. На подготовку и проведение Собора правительством была выделена значительная сумма денег, в пользование членов Собора предоставлены правительственные автомобили и даже самолеты. Был подарен большой благоустроенный правительственный особняк.

Побеспокоился Сталин и о приезде в СССР предстоятелей восточных Православных Церквей, дабы придать этой акции международное значение и, главное, видимость "каноничности".

Уже в Ноябре 1944 г. состоялось собрание епископов Московской патриархии, на котором епископам были даны специальные указания о порядке проведения Собора и о роли каждого на нем. Здесь же были приняты проекты соборных документов и определен порядок избрания патриарха. Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) напомнил собравшимся постановление Поместного Собора 1917-1918 гг. о том, что Патриарх должен избираться тайным голосованием из нескольких кандидатов. Никто из епископов это предложение не поддержал и единственным кандидатом остался митрополит Ленинградский Алексий, иначе и быть не могло. Архиепископ Лука, не согласившийся с нарушением канонических норм, не был допущен на Собор и участия в нем не принимал.

В Январе 1945 г. состоялся и сам "поместный" Собор с участием на нем некоторых предстоятелей восточных Православных Церквей18 и др. иностранных гостей. Патриархом был утвержден Ленинградский митрополит Алексий (Симанский), бывший обновленец и соратник покойного митр. Сергия (Страгородского). Это он в проповеди перед панихидой по Сталине, служившейся (?!!) в Патриаршем соборе г. Москвы 9 Марта 1953 г., говорил: «Великого Вождя нашего народа, Иосифа Виссарионовича Сталина, не стало. Упразднилась сила великая, нравственная... и его славные деяния будут жить в веках.

Память о нем для нас незабвенна, и наша Русская Православная Церковь, оплакивая его уход от нас, провожает его в последний путь... горячей молитвой.

Вчера наша особая делегация... возложила венок к его гробу и поклонилась от лица Русской Православной Церкви его дорогому праху.

Молитва, преисполненная любви христианской, доходит до Бога. И мы веруем, что и наша молитва о почившем будет услышана Господом.

И нашему возлюбленному и незабвенному Иосифу Виссарионовичу мы молитвенно, с глубокой горячей любовью возглашаем вечную память».

Как здесь не сказать о том, что Церковь Православная возбраняет категорически молитву за безбожников и еретиков; как не вспомнить при этих словах о миллионах страдальцев за Веру Православную, с сатанинской яростию отправленных на Всероссийскую Голгофу «возлюбленным и незабвенным Вождем»... От лица всей Русской Церкви были сказаны эти предательские слова сергианствующего патриарха, но ясно, что «поклонилась дорогому праху» предтечи Антихриста лишь ее сергианская часть. Истинная Церковь-Мученица была не с ним: «...Властью, данной нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым. Анафематствуем вас.., заклинаем верующих чад Православной Церкви с таковыми извергами рода человеческого вступать в какое-либообщение».19 Не убоялся митр. Сергий анафемы Святого Патриарха Тихона, не убоялся и последователь его, советский патриарх Алексий (Симанский).

Но то было сказано в 1953, в 1944 же году был "поместный" Собор и были на нем некоторые восточные патриархи... Год этот ознаменовал себя пышным избранием нового предстоятеля Московской патриархии и надеждой церковного народа на возрождениеканонического Православия.

За участие в Соборе и признание его «законности и каноничности» иностранные гости были щедро одарены Советским правительством и лично Сталиным. В качестве подарков гостям преподнесены дорогие облачения, расшитые золотом и украшенные драгоценными камнями. Знали ли принимавшие подарки из рук богоборцев, что все эти облачения были сняты с расстрелянных Русских Православных Архиереев? Знали ли принимавшие подарки из рук безбожников патриархи восточных Православных Церквей, митрополиты и архиепископы, какой ценой им достались эти бесценные "подарки" — кровью миллионов Святых Новомучеников и Исповедников Церкви Русской? Знали ли они, для чего их позвали в СССР?!

Как хитер и лукав змей сей. Как нелегко бывает отличить его "добрую" улыбку от мерзкой и богохульной гримасы. Главное было достигнуто: спектакль, задуманный, и с таким блеском осуществленный Сталиным — удался.

«Змей был хитрее из всех зверей... И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть. И сказал змей жене: нет, не умрете... И увидела жена, что дерево ... приятно для глаз и вожделенно ... и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел» (Быт. 3, 1-6).

Именно благодаря участию в Соборе восточных патриархов удалось придать этой инспирированной Советским правительством акции видимость каноничности и ввести в заблуждение многих из истинно-православных катакомбных пастырей. Одним из первых признал новоизбранного патриарха катакомбный Епископ Афанасий (Сахаров), примеру которого последовала и часть духовенства, не принявшего в 1927 г. декларации митр. Сергия. Среди них был и архимандрит Черниговского Свято-Троицкого монастыря о. Лаврентий (Проскура)20.

Еще в конце 1943 г., вскоре после ареста Черниговского Епископа Симона, следуя своей излюбленной практике, сергианский Синод назначил на Черниговскую кафедру своего епископа Бориса (Вик) – бывшего советского офицера и члена партии. Не полюбили духовенство и паства нового епископа, и было за что. Это был образец истинно-советского архиерея. О делах и благоустройстве Епархии он не радел, служить не любил и часто службу сокращал, и требовал того же и от духовенства и оставил Епархию по уходе своем в разорении, а в народе память по себе и по сей день печальную. Но с пребыванием его на кафедре вынуждены были мириться, особенно же после Собора 1944 г. Еще не успела угаснуть вера в возрождение в стране канонического Православия.

С первых же дней еп. Борис невзлюбил отца Лаврентия. Благочестивый, смиренный, глубоко-духовный батюшка был живым укором советскому бездуховному архиерею. Служб о. Лаврентий никогда не сокращал, как бы того не требовал и не грозил ему запрещением еп. Борис. Да и катакомбное прошлое, его исповедничество и всеобщая любовь верующего народа к о. Лаврентию были ненавистны красному владыке. Были часты случаи, когда о. Лаврентий был дерзко и кощунственно выруган еп. Борисом прямо в алтаре во время Божественной литургии.

В беседах со своими чадами отец Лаврентий называл еп. Бориса «красным архиереем», что впоследствии неожиданным образом и подтвердилось: одна из духовных чад батюшки, прибирая в комнате Бориса, обнаружила на письменном столе его партбилет.

Рассказывают, что однажды вбежала в келлию к о. Лаврентию одна послушница и, протягивая батюшке фотографии епископата Московской патриархии, радостно воскликнула: «Посмотрите, батюшка, сколько у нас теперь архиереев много», на что о. Лаврентий ответил: «Архиереев то много, да истинных только двое» и еще добавил, что «есть Апостолы, а есть Иуды» и что «архиереи и священники, нарушившие уставы и каноны Церкви, пойдут в огонь вечный, а верующие будут спасены молитвой, постом и добродетелью»21.

Отец Лаврентий, хотя сам и признал советского патриарха Алексия (Симанского), но никогда не осуждал тех Православных христиан, которые предпочли остаться на катакомбном положении и нового патриарха не приняли. Он всегда радостно и с любовью принимал их у себя в келлии, о чем есть живые свидетели. И по сей день они с уважением вспоминают об о. Лаврентии.

Архимандрит Лаврентий всегда наставлял своих чад в том, что только в Православии спасение для человека, что только Православная Церковь есть единственная истинная Церковь, от апостольских времен сохранившая в чистоте учение Христово, как и молимся мы ежедневно в Символе Веры: «верую во единую (т.е. единственную) Святую, Соборную и Апостольскую Церковь». В этом убеждении он стоял твердо и отвергал всяческие компромиссы с еретиками, поступая в жизни своей по слову апостола: «Еретика, после второго и третьего вразумления, отвращайся» (Тит. 3, 10). Всегда благодушный, смиренный, снисходительный к немощам человеческим, в этом он проявлял удивительную твердость.

Естественно поэтому, что не мог он не воспринять с особенной духовной радостью известие о прошедшем в Москве в Июле 1948 г. Совещании глав и представителей поместных Православных Церквей, на котором иерархи категорически отказались от участия в еретическом экуменическом движении и осудили за участие в нем Константинопольский патриархат, дерзко поправший канонические основы Святого Православия. В совместном определении Совещания было особо указано, что исповедуемое экуменической ересью учение «свойственно учению масонов и сектантов... и есть только старый отголосок лживой проповеди этих соблазнителей», не совместимой с учением Православной Церкви.

Отец Лаврентий, во всем следуя учению Святых отцов, поучал, что последние времена, нами переживаемые, должны завершиться воцарением Антихриста, силою Божией, после его недолгого правления, уничтоженного, а затем Суд (2 Сол. 2, 7)...

Но Антихрист сможет придти лишь в результате всемiрной апостасии, т.е. всеобщего отступления народов от Бога и от путей Божиих, когда благодать Божия отступит от людей. «Когда отступники исполнят меру беззаконий своих, восстанет царь наглый и искусный в коварстве» (Дан. 8, 23). В личности Антихриста сосредоточится все зло во всей полноте и силе, какое только сможет воспринять и выдержать природа человека, и источником этого зла будет сам диавол: «его же есть пришествие по действу сатанину» (2 Солун. 2, 9). Будет повсеместное, жестокое и невиданное доселе гонение на Православных христиан и истинную Церковь Христову. И тогда тоже многие (большинство) иерархи и духовенство, чтобы сохранить жизнь свою, признают власть Антихриста законной и тем поклонятся ему. Но найдется та малая часть (Лк. 12, 32), которая Антихриста не примет, а скроется в пустыне (Откр. 12, 6) (катакомбах) в ожидании Светлого и Грозного Второго пришествия Христова, тайно совершая свое служение... И в этом смысле кровавое, богоборческое, жестокое избиение Православных (и попытка уничтожить полностью Православную Церковь) бесовской советской властью было лишь предзнаменованием, подготовкой, репетицией того, что давно уже «близ есть, при дверех» (Мф. 24, 33; Мрк. 13, 29; Откр. 1, 3; 22, 10)...

Но вначале Антихрист лестью и обманом подчинит себе все народы и религии мiра и провозгласит себя единым во Вселенной царем и богом. Ясно, что грядущему "мессии" нелегко будет возглавить все религии, если они будут разобщены. Именно с этой целью создано т.н. экуменическое движение с его «Всемiрным советом церквей»: где уже собраны все неправды мiра — католицизм, протестантство, буддизм, всевозможные языческие верования и т.д. и т.п. — в одну большую и единую ложь. Все вместе молятся «единому богу».

Отец Лаврентий часто говорил со своими чадами о последних временах: как нужно быть бдительным. Он знал и всегда напоминал о том, что наше время — последнее — время апостасии, т.е. всеобщего и полного отступления от Христа и Церкви Его. Он предупреждал о коварствах предантихристова времени и указывал, что «приходит время, когда и недействующие храмы (закрытые) будут ремонтировать, оборудовать не только снаружи, но и внутри. Купола будут золотить как храмов, так и колоколен. И видите, как все коварно готовится? Все храмы будут в величайшем благолепии, как никогда, но ходить христианину Православному в них нельзя будет, ибо там не будет приноситься Безкровная Жертва Иисуса Христа, а будет там все "сатанинское" сборище. Еще раз повторяю, что ходить в те храмы нельзя будет, благодати в них не будет».

Одна сестра, слушая эту беседу, спросила: «Как быть? Не хотелось бы дожить до этого времени». На что о. Лаврентий ответил: «А ты молодая, можешь и дожить».

Конечно, мы не знаем в точности, что под этими словами подразумевал отец Лаврентий. Но среди некоторых рассуждений есть одно, очень веское и убедительное своею духовною глубиною и обоснованностью, а именно, что этим преподобный Лаврентий как бы предчувствовал скорое попрание многими иерархами догматической чистоты Православия, искажение учения Церкви, т.е. отпадение в ересь.

И действительно, последовавшие после смерти батюшки события невольно подтверждают его правоту.

В Июле 1961 г. состоялся Архиерейский собор МП, на котором и произошло предчувствуемое о. Лаврентием догматическое отступление иерархов от Святоотеческого учения, и уже в Декабре 1961 г. Московская патриархия, а вскоре и другие поместные Церкви, официально вступили в экуменический «Всемiрный совет церквей». Ясно, что закончится это когда-то тем, о чем предупреждал о. Лаврентий незадолго до праведной кончины своей: «будет там все "сатанинское" сборище».

Время еще есть... Время еще есть к покаянию, но кто знает, сколь много его осталось?! И вот что писал о нашей эпохе еще в 1938 г. живший и трудившийся в одно с о. Лаврентием время богослов, протоиерей зарубежной Русской Православной Церкви Борис Молчанов в книге «Тайна беззакония и Антихрист»: «Главное бедствие эпохи пред всемiрным воцарением Антихриста будет заключаться в исключительной духовной слепоте людей. Духовный разум, т.е. разум, который только и может ясно видеть свет Истины, станет крайне редким явлением... Другое бедствие эпохи Антихриста будет заключаться в том, что тогда уже станет невозможным никакое организованное сопротивление его власти. Тогда "не покусись остановить его немощною рукою твоею. Устранись, охранись от него сам; и этого с тебя достаточно" (Еп. Игнатий Брянчанинов). "Будь доволен тем, — говорит старец Исаия, — что предоставлено спасаться людям, желающим спастись". Поэтому нужно бороться с надвигающимся царством тьмы теперь, когда возможность борьбы еще не отнята от нас. Всякое же уклонение от борьбы теперь, всякий хотя бы самый незначительный компромисс со злом во имя сосуществования с ним, допущенный сегодня, только еще более увеличит трудность борьбы с ним завтра. Нужно "делать дела... доколь есть день, пока не настала ночь, когда никто не может делать" (Иоанн. 9, 4; 12, 35)».

Именно такое эсхатологическое настроение было как бы главным в последний год жизни батюшки. Редкая духовная беседа с преданными ему чадами, которых батюшка не оставлял даже во время своей болезни, проходила без рассуждений и наставлений о последнем времени: как не погибнуть, как возможно спастись.

Осенью 1949 г. о. Лаврентий сильно занемог. Т. к. он уже не в силах был самостоятельно ходить на службу, к храму его подвозили на лошади. Последнюю Литургию он посетил на Свт. Николая, после чего окончательно слег и больше не поднимался. Хлеба он не вкушал уже с полгода, а питался только овощами.

Скончался батюшка 6 Января ст. ст. 1950 г., на Крещенье, в возрасте 82 лет. Только перед самой смертью открылось, что о. Лаврентий еще в 1923 г. был тайно пострижен в схиму Лаврским схиигуменом Гавриилом. Батюшка никогда и никому об этом не рассказывал, одеяния схимника не носил и всегда ходил в простеньком монашеском подрясничке и клобуке.

Отец Лаврентий не хотел, чтобы его хоронили в соборе, а на Православном кладбище, дабы, как он говорил, когда настанет Страшный Суд, «встречать Судию со всеми вместе». Эта воля батюшки, как и многое другое, не была исполнена.

Пять дней гроб с телом усопшего батюшки стоял посредине храма на возвышенном месте. Служились вечером парастасы, утром — заупокойные литургии и торжественные панихиды при многочисленном стечении народа. Ярко горели свечи вокруг дубового гроба, который батюшка приготовил себе еще при жизни.

После отпевания гроб был перенесен в храм-усыпальницу и помещен там на 40 дней. Двадцать дней он стоял открытым, а остальные двадцать был закрыт крышкой гроба. Ежедневно служились панихиды, и всегда было очень много народу. После 40 дней гроб был торжественно опущен в специально вымурованную гробницу в усыпальнице Свято-Троицкого собора и заложен большой бетонной плитой.

Это было 20 Февраля 1950 года.

***

«Архиереи и священники, нарушившие уставы и каноны Церкви, пойдут в огонь вечный, а верующие будут спасены молитвой, постом и добродетелью», — часто повторял батюшка.

Непобедимость земной, воинствующей Церкви (по учению святых отцов) не в том, что Ее иерархи никогда не заблуждаются и не отступают. По немощи человеческой случается разное... Так и Петр апостол трижды отрекся но, покаявшись, всю Вселенную в Православие обратил и мученичество за Христа принял. Непобедимость воинствующей Церкви земной, жизненность и сила Ее в том, что Она, в лице соборной полноты Своей — иерархии, духовенства и мiрян (но в первую очередь, конечно, иерархии и духовенства), ошибки Свои сознает, их исправляет и в них кается.

Мы поведали эти радостные, но во многом и печальные страницы истории нашей Матери Русской Церкви в твердом убеждении в то, что правда Божия превыше всего (Пс. 110, 3). Православному христианину вменяется в обязанность знать: что было в истории его Церкви и Отечества и как это было.

Нам скажут: это уже в прошлом... Но настоящего не бывает без прошлого, а главное — не бывает будущего без честного осмысления прошлого. Не там ли наши сегодняшние беды и ненастья? «Ведь жизнь не может остановиться», — предупреждал и митрополита Сергия и всех нас Священномученик Дамаскин Нежинский. Каким будет наше будущее — зависит только от нас!

Но есть ли будущее у всех нас: у нашего народа, у нашей Русской Церкви, у нашего земного Отечества? Возродится ли Святая Русь?

Нет! — если не будет покаяния у каждого из нас — от патриарха до мiрянина, в грехах прошлого (да и настоящего тоже). «Если не будет покаяния у Русского народа — конец мiра близок» (Св. прав. о. Иоанн Кронштадский).

Да! — если будет открытое, честное, без самооправданий, покаяние в нашем отступлении от Христа.

Ведь «молчанием предается Бог» (Свт. Григорий Богослов), «правда же спасет от смерти» (Пр. 11, 4).

В уповании на будущее покаяние и составлен этот труд.

«... возрождение веры и благочестия на родине, о котором теперь говорят и которого многие желают, должно начаться с духовного обновления нас самих, с покаяния и с очищения нас от греховной нечистоты и самооправдания. Чистые сердцем Бога узрят, т.е. чтобы познать Бога и жить в Нем, необходимо очистить мысли, чувства и саму жизнь.

Таким очищением себя положим начало некоторому предсоборному взаимопониманию, уяснению ошибок и отклонений от Истины». «Зная, что русский народ может найти духовную опору только в неповрежденной и чистой святоотеческой Православной Церкви, мы желаем в плодотворном и критическом обсуждении сделать свой вклад в подготовительный процесс к свободному покаянному Всероссийскому Собору... Такой Собор должен вести к победе чистого Православия и врученной нам нашими Отцами Истины над всеми темными силами, ополчившимися на нашу Церковь и наш многострадальный народ в этом столетии. Не громкими заявлениями, а кропотливой и терпеливой, а может быть даже долгой работой, мы должны подготовить путь к Всероссийскому Собору, в котором могут участвовать только здоровые силы, обладающие способностью отличать Истину от лжи. Тогда лишь, с Божией помощью, он сможет послужить основой для восстановления на Руси истинного Православия...».22

«Иногда Я скажу о каком-либо народе и царстве, что искореню, сокрушу и погублю его; но если народ этот, на который Я это изрек, обратится от своих злых дел, Я отлагаю то зло, которое помыслил сделать ему. А иногда скажу о каком-либо народе и царстве, что устрою и утвержу его; но если он будет делать злое пред очами Моими и не слушаться гласа Моего, Я отменю то добро, которым хотел облагодетельствовать его... итак обратитесь каждый от злого пути своего и исправьте пути ваши и поступки ваши» (Иерем. 18, 7-11).

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. “Поучения пророчества старца Лаврентия Черниговского и Его жизнеописание”. Составитель схиигумен Херувим Дегтярь. Москва, Русский Духовный Центр, 1994; то же, издание исправленное и дополненное, М., РДЦ, 1996.

2. Вл. Антоний вел высоко-духовный аскетический образ жизни и оставил по себе память как ревностный блюститель обета нестяжания.

3. Эти пещеры сохранились и поныне и известны как Алипиевы и Лаврентиевы пещеры. О них следует сказать особо, т. к. это был настоящий подземный монастырский комплекс. Алипиевы пещеры находятся неподалеку от ограды бывшего Троице-Ильинского монастыря, буквально в нескольких десятках метров, в глубоком яру, поросшем густым кустарником. Они представляют из себя довольно сложный лабиринт, в основу которого положена замкнутая галерея, напоминающая цифру восемь. От нее в разные стороны идут небольшие туннели, заканчивающиеся помещениями, очевидно келлиями для жилья, хозяйственных нужд и т. д. В центре комплекса размещался большой храм. Название неизвестно, и сам храм, к сожалению, не сохранился. Уже после войны он обрушился от взрыва гранаты. Сохранилась небольшая круглая келлия (диаметром 1,5 м) и гробница, которую, по преданию, священномученик Алипий приготовил для себя. Стены церкви, часовни, галереи и др. помещений были украшены очень красивыми орнаментами, вырезанными на глине и расписанными красками, а также множеством икон. Орнаменты на глине вырезал сам о. Алипий, расписывали послушницы Килина из с. Бирки и Ярина из с. Роище. Иконы на стенах писал монах Михаил. Копали пещеры древним способом, никаких специальных инструментов и приспособлений не использовали, только лопаты и кирки. Землю выносили в обычных мешках.

Лаврентиева (археологи называют ее Западная) пещера расположена в урочище Малеев ров, в 85 м от ограды Троицкого монастыря, на западном склоне Болдиной горы. Вход в нее имел примерно 2 м в высоту и 70 см в ширину. Через 1,5 м от входа галерея поворачивает на юг, а затем, еще через 1,5 м, преграждалась дубовой дверью, от которой сохранились только щепки. Еще через 3,7 м галерея вновь делает поворот и приводит в просторную подземную церковь площадью примерно 30 м, высота потолка ее достигает почти 7 м. В северо-восточном направлении от церкви имеется два хода, но из-за обвала неизвестно, что за ними находилось. Сохранилось в пещере еще одно помещение, напоминающее келлию. Очевидно, эта келлия предназначалась для о. Лаврентия. Есть предположение, что Лаврентиева пещера некоторое время служила убежищем для тайного монастыря, т. к. находилась далеко от жилья, в непроходимых зарослях глубокого яра.

4. Справедливости ради необходимо заметить, что это было уже второе падение: первое случилось в 1922 году, когда митр. Сергий, первым из русских епископов, признал обновленческий раскол, порвал с Патриархом Тихоном и выступил с печатным воззванием к епископату, духовенству и мiрянам Русской Церкви, в котором призывал присоединиться к обновленцам. Позже он публично принес покаяние перед Патриархом и церковным народом, однако прозорливый Оптинский Старец Нектарий сказал тогда о нем: “да, покаялся, но яд в нем сидит”. “Сергианство хуже обновленчества, - говорил также Старец, - обновленцы каятся, а эти и каяться не будут”.

5. Предчувствуя свою близкую кончину, Святейший Тихон составил Завещание, в котором Местоблюстителем Патриаршего Престола назначил Митрополита Казанского Кирилла (Смирнова), а в случае ареста Свт. Кирилла, Митрополита Ярославского Агафангела (Преображенского) или Митрополита Крутицкого Петра (Полянского). Оба Святители, Кирилл и Агафангел, были арестованы, поэтому возглавил Русскую Церковь после кончины Патриарха Тихона Свт. Петр.

6. Совершенно неожиданное свидетельство о силе духа С.А. Нилуса дает нам оперуполномоченный Хатемкин, арестовавший Нилуса. Приводим его Рапорт без изменений стилистики: “Нач. окротдела ГПУ. Рапорт. Доношу что во время производства операции на квартире гражданина Нилуса Сергея Александровича ... Нилус во время операции держал себя спокойно, успокаивал взволнованных жильцов дома и отпускал реплики вроде: “Это мне преподнесли красное пасхальное яичко, я очень рад пострадать за веру” или “Не волнуйтесь все от Бога, он когда-то отплатит за эти неприятности”. По окончании обыска, я объявил Нилусу, что он арестован и попросил его приготовиться к следованию за мною, на что Нилус попросил попрощаться и собрав всех жильцов дома возле иконостаса находящегося в его комнате затеял целое богослужение. После молитвы Нилус благословил всех присутствующих и последние целовали ему руки. Перед выходом из дому Нилус велел домашним налить для него бутылку святой воды и взял с собою вышел из дому распевая “Христос Воскресе”, это пение поддерживали и все жильцы дома вышедшие провожать Нилуса на улицу, Пом. упол, COO Хатемкин 25. IV. 27 г., г. Чернигов”.

7. Посещал Владыка и Киев и другие города Украины, где были общины катакомбных христиан; тайно постригал в монашество и в схиму. В 1934 г. он постриг в схиму игуменью Киевского Свято-Покровского монастыря Софию (Гриневу), организовавшую, с благословения Владыки, после разгрома монастыря, в Ирпене на дому тайный женский монашеский скит. Скончалась она после длительных тюремных заключений и ссылок 4 Апреля 1941 г.

8. По свидетельству Священномученика Максима, Епископа Серпуховского (профессора М.А. Жижиленко, бывшего в 1924-25 гг. личным врачом и другом Свт. Тихона), незадолго до своей кончины Святейший Патриарх говорил о том, что «единственным выходом для Русской Церкви сохранить свою верность Христу – будет в ближайшем будущем уход в катакомбы». Патриарх благословил доктору Жижиленко принять тайное монашество, а затем, если высшая церковная иерархия изменит Христу и уступит советской власти духовную свободу Церкви – принять епископство и служить тайно, организовывая и окормляя приходы Катакомбной Церкви. Священномученик Максим во всем выполнил волю Свт. Тихона. 6 Июля 1931 г. за отказ присоединиться к советской церкви Епископ Максим был расстрелян. Не напрасно носил он имя Прп. Максима Исповедника.

9. Примерно в эти же годы в г. Нежин сфабриковано т. н. “Контрреволюционное дело церковников”, часть духовенства была арестована и сослана в ссылку, где многие погибли.

10. В ссылке игумен Смарагд был безбожниками утоплен в проруби.

11. Близко знавшая иерод. Мисаила Л.Ф. Синявская, дочь известного до революции харьковского адвоката, проживавшего с семьей в Чернигове в ссылке и расстрелянного в 1937 г. за принадлежность к ИПЦ, рассказывала, как о. Мисаилу, долго сомневавшемуся в принятии решения о митр. Сергии, в тонком сне было дано видение: стоит два столба — большой и малый. Неожиданно поднимается сильная буря и большой столб, после непродолжительных колебаний, падает, а малый стоит. Буря усиливается. И вот свыше слышен голос: “Большой столб упал, а ты, малый, стой!”. Так и стоял о. Мисаил до конца, приняв мученический венец Христа ради.

12. В Свято-Ильинской церкви не служат и по сей день.

13. Старец Схи-архиепископ Антоний умер 1 Ноября 1942 г. и похоронен на территории Киево-Печерской лавры, у входа в Ближние пещеры. Это был тот самый инспектор, который в свою бытность в Грузии исключил из Тифлиской семинарии Иосифа Джугашвили (Сталина).

14. Из предписаний Гитлера в отношении религиозной политики на оккупированных территориях Украины, Белоруссии и России.

15. Немало страданий духовенству и церковному народу принесли и советские партизаны-безбожники. «Это были тяжелые времена немецкой оккупации. – Вспоминал В.П. Ващенко, бывший во время войны секретарем Епархиального Управления в Нежине. – Черниговские леса были полны советскими партизанами. В городах властью были немцы, на селе партизаны, и священники были в очень тяжелом положении… Убийства немцами и партизанами священников были делом обычным. Так, например, в селе Плоское Нежинского района партизаны убили молодого священника 22-х летнего, а запертая в соседней комнате его семья должна была слышать его предсмертные крики». Беззащитное духовенство и население подвергались террору и унижениям всяким, кто имел оружие и чувствовал полную безнаказанность.

16. «В селе Козары Носовского района партизаны убили проезжавшего немца, в ответ на это немцы согнали население села во главе со священником и спалили церковь. Подожгли село Писки. То же самое было в Бахмачском и Басанском районах» - Вспоминал В.П. Ващенко.

17. Известно имя человека, совершившего это жестокое убийство – Иван Пантелеенко. По его доносам много невинных людей сгинуло в застенках НКВД навсегда; к духовенству же и к Церкви питал он особую ненависть. Но не напрасно говорит Господь: «Я накажу вас за злые деяния ваши» (Иер. 23, 2), потому что «дорога в очах Господних смерть святых Его» (Пс. 115, 6). Не остался без наказания и убийца священномученика Алипия – Господь лишил рассудка его мать и сына, самого же его вскорости задавил колхозный грузовой автомобиль.

18. Второй раз в истории Русской Церкви неканоническое вмешательство Греческой Церкви и греко-восточных иерархов закрепляет раскол в Русской Церкви. Первое произошло в 1666-1667 гг., когда греческие патриархи и епископы утвердили решение о лишении сана Патриарха Никона и предали анафеме русские древлеправославные обряды, что и вызвало разделение Русской Церкви на “новообрядцев” и “старообрядцев”. Похожая попытка произошла в 1922 году, когда Константинопольский патриарх Григорий VII признал постановление обновленческого “собора” о лишении сана и монашества Святейшего Патриарха Тихона законным и объявил «единственной канонической Русскою Церковью» еретиков-обновленцев. Следуя ему, обновленцев тогда признали и многие Восточные Патриархи… Только после вмешательства и защиты Патриарха Тихона Русской Зарубежной Церковью греческие иерархи отменили тогда свои неканонические решения. 

19. Из Послания Святейшего Патриарха Тихона от 19 Января 1918 года.

20. Говорить о “падении” тех катакомбных пастырей, которые признали каноничность обновленца Алексия Симанского (как приходилось слышать от некоторых “ревнителей”) неправильно - скорее это была ошибка, заблуждение. Такое тогда было сложное время, что не легко оказалось разобраться в этом вопросе даже людям глубоко благочестивым, исповедникам. Сегодня мы хорошо знаем что представляют большинство восточных иерархов (в то время еще не было об этом широко известно): начиная с 20-х гг. ХХ столетия Константинопольскую, а позже Антиохийскую и Александрийскую кафедры неизменно занимают убежденные масоны и еретики-экуменисты (что и послужило главной причиной признания, с их стороны, “каноничности” советской церкви в СССР). Но как в этом было разобраться нашим батюшкам из глубинки, если даже РПЦЗ находилась в те годы с восточными патриархами в евхаристическом общении? Мы мысленно ставим себя на место наших катакомбных батюшек: сумели бы мы разобраться в той сложной ситуации? Ответа на этот вопрос не может быть, т.к. в их положении мы никогда не были.

21. Еще батюшка говорил: «близится время, когда архиереи так онечестивятся, что в золотых шапках будут вести народ в пропасть». Это высказывание батюшки не вошло ни в одно издание о нем. Нам оно стало известно от монахини Хриссии (Садовой), сестра которой, Викторина Садовая, в конце 40-х гг. была послушницей у о. Лаврентия.

22. Из Посланий 1991 и 1994 гг. Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Заграницей к Православным соотечественникам во Отечестве и в рассеянии сущим.

Список использованных источников и литературы:

I Литература:

1. Протопресвитер Георгий Граббе. Правда о Русской Церкви на родине и за рубежом. Изд. Свято-Троицкого монастыря, США, Джорданвилл, 1989.

2. Епископ Григорий (Граббе). Русская Церковь пред лицом господствующего зла. Изд. Свято-Троицкого монастыря, США, Джорданвилл, 1991.

3. Лев Регельсон. Трагедия Русской Церкви, 1917-1945. Изд.YMKA-PRESS, Париж, 1977.

4. Владимiр Степанов (Русак). Свидетельство обвинения. В 3-х томах. Изд. Русского книгоиздательского товарищества, М., 1993.

5. Владимiр Русак. Пир сатаны. Русская Православная Церковь в «ленинский» период (1917 - 1924). Изд. «Заря», Канада, 1991.

6. Протопресвитер Михаил Польский. Новые Мученики Российские. В 2-х томах. Т. 1 - 1949, Т. 2 – 1957. Изд. Свято-Троицкого монастыря, Джорданвилл, США.

7. Протоиерей Владислав Цыпин. История Русской Православной Церкви 1917-1990. Изд. Московской Патриархии, М., 1994.

8. Г. В. Воронцов. Массовый атеизм: становление и развитие. Лениздат, 1983.

9. Русская Православная Церковь 988-1988 (Очерки истории 1917-1988 гг.). Вып. 2. Изд. Московской Патриархии, М., 1988.

10. Акты Святейшего Патриарха Тихона (Сборник документов). Свято-Тихоновский Богословский институт, М., 1994.

11. С. Раневский. Украинская Автокефальная Церковь. Изд. Свято-Троицкого монастыря, США, Джорданвилл, 1948.

12. Іван Влаcовський. Нарис iсторiї Української Православної Церкви. У 5-ти томах. Т. 5. Ню-Йорк, С.Бавнд Брук, 1990. Изд. УАПЦ в США.

13. И. М. Концевич. Оптина пустынь и ее время. Изд. Свято-Троицкого монастыря, США, Джорданвилл, 1970.

14. П. Иванов. Епископ-исповедник Святитель Павел (Кратиров). Казань, 1992.

15. Е. Л. Епископы Исповедники. Сан-Францисско, 1971.

16. Елена Концевич. Схиигумения София, Настоятельница Покровского монастыря в Киеве. Свято-Ильинское издание, Форествиль, Калифорния, 1976.

17. Жизнеописания, поучения и пророчества Лаврентия Черниговского. Издательство «Свет Печерский», Киев, 1991.

18. Пред судом Божиим (Русская Православная Зарубежная Церковь и Московская Патриархия). Монреаль, 1990.

19. Архиепископ Виталий. Экуменизм. Монреаль, 1989.

20. Сергей Александрович Нилус (1862-1929). Жизнеописание. Составитель Сергей Половинкин. Изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, М., 1995.

21. М. А. Новоселов. Письма к друзьям. Свято-Тихоновский Богословский институт, М., 1994.

22. Флеров П.А. Преподобный Лаврентий Черниговский. Воспоминания духовных чад. Издательская группа Свято-Троице-Серафимо-Дивеевского женского монастыря, без даты.

II Периодические издания:

1. «Журнал Московской Патриархии», № 1, 1993 — «Русская Православная Церковь в период с 1943 по 1970 год».

2. «Агитатор», № 10, 1989, журнал ЦК КПСС — «Маршал Сталин доверяет церкви», В. А. Алексеев.

3. «Возвращение», № 2, 1993, журнал Российских приходов РПЦЗ, Санкт-Петербург — «Канон... в поврежденном времени», монах Николай (Щевельчинский), Святая Гора Афон.

4. «Возвращение», № 4, 1993 — «Священномученик Митрополит Иосиф в Петрограде», Виктор Антонов.

5. «Надежда», № 14, 1988, Германия.

6. «Церковная жизнь», № 3-4, март-апрель, 1984, журнал Архиерейского Синода РПЦЗ — «Протокол Архиерейского Синода РПЦЗ об Украинской Церкви от 27 апреля/10 мая 1944 г.»

7. «Православная Русь», № 21 (1450), 1/14 ноября 1991, Церковно-общественный орган РПЦЗ, Джорданвилл, Свято-Троицкий монастырь, США — «Послание Архиерейского Собора».

8. «Православная Русь», № 11 (1488), 1/14 июня 1993 — «Послание Архиерейского Собора».

9. «Православная Русь», № 1 (1674), 1/14 января 1997 — «60-летие убиения Новомучеников Российских, пострадавших в 1937 г., прославленных РПЦЗ со святыми в 1981 г.»

10. «Православная жизнь», № 3 (555), март, 1996, приложение к «Православной Руси» — «Архиепископ Леонтий Чилийский (1904-1971 гг.). Материалы к жизнеописанию архипастыря гонимой Церкви Российской», А. В. Псарев.

11. «Вестник Германской Епархии Русской Православной Церкви Заграницей», №№ 4; 5, 1991 — «Житие и страдания Новосвященномученика Епископа Дамаскина Глуховского».

12. «Вера и жизнь», № 1. 1993, православный журнал, Чернигов — «Антихрист», протоиерей Борис Молчанов.

13. «Троїцький вiсник», № 10 (19), 1995, видання Чернiгiвської епархiї УПЦ — «Последние дни жизни и погребение старца схиархимандрита Лаврентия», рукопись схимонахини Азарии, февраль 1950 г., Чернигов.

14. «Чернiгiвськi вiдомостi», 26 липня - 1 серпня 1991 р. — «Святого не вийшло», В. Руденок.

15.«Чернігівські відомості», №№ 27-40, липень 1999 р. – «Таємничий монах», В. Руденок.

16. «Троїцький вiсник», № 9 (29), 1996, видання Чернiгiвської епархiї УПЦ — Прискорбное вскрытие мощей Свят. Феодосия Черниговского в феврале 1921 г., И.И. Сенько.

17. «Троїцький вiсник», № 8 (28), 1996, видання Чернiгiвської епархiї УПЦ — Претерпевший до конца. Святой Новомученик Василий (Богоявленский), Архиепископ Черниговский. С.В. Шумило.

18. «Троїцький вiсник», № 1 – 2 (32 – 33), 1997, видання Чернiгiвської епархiї УПЦ — Умереть за Христа. Святой Новомученик Василий (Зеленцов), Епископ Прилуцкий. С.В. Шумило.

 

При храме Св. Троицы действовал Приходской совет, занимавшийся благотворительной деятельностью, устраивались миссионерские курсы и лекции, издавался вестник церковной жизни.

До 1944 года здесь в киоте хранилась и святыня-заступница Русского Зарубежья, чудотворная икона Божьей Матери «Знамения», известная как «Курская Коренная», вывезенная из России епископом Курским и Обоянским Феофаном (с 1957 года она находится в Нью-Йорке).

Источник

 

 

Богослужения продолжались и в лагерях (Галлиполи, остров Лемнос и проч.), и там создавались хоры военные, казачьи, смешанные «гражданские»…

Можем опять привести небольшой рассказ о том, как сформировался хор под управлением бывшего певчего Синодального хора в Москве Сергея Жарова, со временем ставший хором Донских казаков с мировой известностью. Вот что об этом говорит сам Жаров.

«По прибытии в Турцию нас разместили в лагерь Чилингир, в 60 километрах от Константинополя… Это были самые тяжелые месяцы в моей жизни… Жили в бараках и землянках. Весь лагерь находился в крайне антисанитарном состоянии. Из-за нехватки пресной воды часто пили прямо из ручья, в котором стирали белье… Со зловещей быстротой распространялась по баракам холера, еще больше упал дух томящегося в неволе гарнизона. Приближался праздник святителя Николая Чудотворца. Шли приготовления к торжественному молебну. Тогда начальник дивизии генерал Ф. Абрамов отдал приказ: лучших певцов всех полковых хоров, уже тогда имевшихся, собрать в один хор. Хор этот должен был своим участием в богослужении содействовать поднятию духа угнетенных войск. В этот хор был призван как специалист и я. В маленькой тесной землянке началась работа с хором. Ноты писались от руки, на плохой бумаге. Все составлялось по памяти. Я занялся аранжировками. Певцы в большинстве случаев были офицеры, и многие из них до сегодняшнего дня поют у меня в хоре. Стало быть, днем основания Донского казачьего хора можно считать 6/19 декабря 1921 года».

Постепенно стал решаться вопрос дальнейшей судьбы русских беженцев. Выдающиеся писатели, философы, певцы, артисты балета, ученые и другие специалисты были интересны Западу. Их охотно принимали там, и так начали создаваться «Русский Берлин», «Русский Париж», «Русская Прага». А Сербия (вернее, новосозданное Королевство сербов, хорватов и словенцев), благодаря людям, знавшим, что Россия сделала в 1914 году для маленькой Сербии, благодаря людям, которые учились в России (среди них, прежде всего, выпускник пажеского корпуса регент-королевич Александр Карагеоргиевич, затем сам король Петр, патриарх Димитрий, выпускник Петербургской духовной академии митрополит Скоплянский (будущий сербский патриарх) Варнава, епископ Нишский Досифей (будущий митрополит Загребский, канонизированный Сербской Церковью как священномученик), академик Александр Иванович Белич, генералы Хаджич, Бошкович и многие другие) считали своим моральным долгом дать приют всем русским беженцам, частям врангелевской Белой армии и его штабу, а главное – Высшему церковному управлению за границей, во главе с митрополитом Киевским и Галицким Антонием (Храповицким).

Королевство приняло 40–50 тысяч русских беженцев. И свободно можно сказать, что приняла их Сербия.

Дело в том, что хорваты и словенцы еще за несколько лет до этого служили в австро-венгерской армии, воевавшей с Россией. Значит, русские были их врагами. Многие лишь недавно вернулись из русского плена (где, кстати, выдавали себя за сербов, насильно мобилизованных австрийцами), многие сочувствовали большевикам и враждебно относились к белогвардейцам. И, несомненно, самое главное – они были ярыми католиками, враждебно настроенными (как и, например, поляки) по отношению к православным. Так несколько кораблей с русскими беженцами, дошедших до Северной Адриатики, до порта Бакар (Хорватия), были вынуждены вернуться в Черногорию.

Благодаря заботам сербского правительства, Сербской Церкви и королевского дома Карагеоргиевичей, а также радушию всего сербского народа, русские беженцы стали обживаться, работать, создавать свои колонии и правления, школы, объединения, рабочие артели. И все это – на «временных началах», до «возвращения домой», ведь каждую Пасху и каждое Рождество русские встречали тостом: «Следующий праздник – на Родине!».

Но главной заботой русских на чужбине была Церковь. Богослужения совершались в беженских столовых, в бараках, гаражах… и всюду в них принимали участие церковные хоры. Они создавались спонтанно: кто-то был в России регентом, кто-то псаломщиком, другие были членами церковных хоров… Вот как это описал в своих воспоминаниях академик, протоиерей Владимир Мошин, выдающийся византолог и палеограф с мировым именем.

«Как и вся русская интеллигенция, которую остроумный Степанов в своих мемуарах метко охарактеризовал как “поющую, вопиющую, взывающую и глаголющую”, наша русская колония не оказалась без талантов. Все пели, все играли, декламировали, танцевали. Вероятно уже через месяц-два по приезде в г. Копривницу был устроен первый “русский вечер” с концертным отделением, где Оля (супруга Мошина. – Примеч. А.Т.) с Веселовским блестяще исполнили на рояле в четыре руки увертюру к Вагнеровскому “Тангейзеру”, княгиня Тохтамышева, хорошая балерина, удивила публику классическими балетными номерами, маленький хор исполнил в декорациях популярную “Волга, Волга…” с двухактовой маленькой опереттой “Мезальянс”, скомпонованной мною как мозаика из русских известных ансамблей, дуэтов, трио и хоров. Зал был переполнен, успех потрясающий!..

В том же первом году нашего пребывания в Копривнице мы основали и хор в местной православной церкви с участием местных певцов-сербов, которым первое время руководил мой брат (Сергей Мошин, о котором будет речь позже. – Примеч. А.Т.), а после его отъезда в Белград принял управление я, и управлял им 12 лет до нашего отъезда из Копривницы».

Это только один из примеров, как создавались русские хоры и включались в церковную жизнь в новой среде, в Югославии.

Начало организованной церковной жизни в Белграде тесно связано с одной из самых светлых личностей Русской Заграничной Церкви в Сербии – с протопресвитером Петром Беловидовым.

Еще весной 1920 года, находясь в беженском поезде на юге Сербии (близ города Парачин), где он познакомился с выдающимся педагогом, будущим основателем и директором русской гимназии в Белграде Владимиром Плетневым, отец Петр пообещал ему принять участие в составлении программы для русских школ и принять на себя преподавание закона Божия. Благодаря покровительству королевского дома и усилиям многих друзей России (прежде всего профессора, академика Александра Белича, главного «опекуна» и защитника русских беженцев в Сербии), удалось сравнительно быстро преодолеть многие препятствия и уже осенью того же года основать в Белграде русскую гимназию.

Торжественное открытие началось с молебна, который был отслужен протоиереем Петром Беловидовым, в актовом зале 3-й мужской гимназии на Покров Пресвятой Богородицы 14 октября 1920 года. Через месяц, 13 ноября, с разрешения директора этой гимназии, была отслужена первая всенощная, а на следующий день – и первая Божественная литургия в том же зале. Этот день можно считать днем основания русского прихода в Белграде и началом регулярных богослужений (т.к. до этого службы совершались изредка, то в бараках, то в беженской столовой на улице короля Петра).

Основателем хора и первым регентом был сам протоиерей Петр Беловидов. Ноты он писал по памяти, лично переписывая их в нескольких экземплярах. Автор этих строк, по глупости, свойственной молодости, став в 1960-е годы регентом хора в Свято-Троицком храме, осмелился сверять рукописи отца Петра с печатными изданиями. И не обнаружил ни единой ошибки! А песнопения были в достаточной степени сложными, такие как «Благослови душе моя…» Ипполитова-Иванова, «Милость мира» протоиерея Виноградова, «Гласом моим ко Господу воззвах…» Архангельского, трипеснецы Страстной седмицы и проч.

Уроженец Ставропольского края (1869 года рождения), бывший законоучителем и настоятелем соборов в Карсе и Новороссийске, отец Петр отличался не только благолепным совершением служб, без какой-либо излишней вычурности, но и с первых же лет жизни своего прихода в Белграде ввел строгую уставность богослужений, настаивал на обиходных знаменных распевах, запретив употребление упрощенных, то есть изуродованных Бахметьевым напевов. И этому он годами учил не только своих певчих и регентов, но и своих «сотруженников» на ниве Господней – протоиерея Владислава Неклюдова, протоиерея Виталия Тарасьева, Леонида Маслича и др. Он был одинок (матушка осталась в Союзе, а два сына погибли в рядах Белой армии), жил в семье своего секретаря Александра Рудько. За великие заслуги перед Церковью награжден митрополитом Антонием саном протопресвитера, так что и служил всегда «первым», кроме как если в богослужениях принимали участие архимандрит Кирик Афонский или архимандрит Иустин (Попович), ныне святитель Челийский. Скончался отец Петр в Великую субботу 1940 года, до последнего издыхания, в постели, совершая службы 12-ти Евангелий, выноса плащаницы и последования плача Богородицы.

Когда в Белград прибыло Высшее церковное управление во главе с митрополитом Киевским и Галицким Антонием и богослужения были перенесены в просторный барак на Старом кладбище на Ташмайдане, отец Петр передал управление хором профессиональным регентам.

Одно время регентом был Борис Добровольский, преподававший пение в русской гимназии и руководивший там школьным и гимназическим хорами. Он был вынужден уйти с должности регента церковного хора, т.к. руководил и работой хора сербско-еврейского общества, и таким образом, по мнению наших церковных властей, нарушил каноны.

Так в Свято-Троицком храме на Ташмайдане, который был заложен на Рождество Пресвятой Богородицы в 1924 году, а освящен накануне сочельника 1925 года, в середине 30-х годов появился хор Павла Григорьевича Проскурникова (впоследствии архимандрит Петр). У него был сравнительно небольшой хор, но исключительно с профессиональными певчими. Он был человеком весьма сдержанным, и это отражалось на стиле пения его хора, безукоризненно точного, стилистически выдержанного, весьма умеренного в динамике. Мне удалось их слушать несколько раз в связи с кончиной протопресвитера Петра Беловидова, когда пели отдельные хоры, а не объединенный хор русских певчих.

Когда в 1934 году в районе Дединье был закончен дворец Карагеоргиевичей и при нем церковь святого Андрея Первозванного (небесного покровителя этой королевской семьи), Проскурников со своим хором перешел туда, где и оставался до начала войны и немецкой оккупации Сербии в апреле 1941 года. Затем Павел Григорьевич с семьей перебрался в Швейцарию. Там, в Женеве, он был рукоположен во иереи митрополитом Анастасием и там священствовал (после смерти матушки приняв монашество) в сане архимандрита до своей кончины, последовавшей в 1971 году.

После ухода Проскурникова в дворцовую церковь в наш Свято-Троицкий храм был приглашен Евгений Прохорович Маслов со своим известным уже тогда хором, певшим до того времени в сербском Успенском храме в городке Земун (через реку Саву, напротив Белграда; теперь это просто белградский район).

Маслов еще в России был профессиональным музыкантом с большим опытом. В составе его хора было много певчих, которые могли выступать и как солисты. В первую очередь, Вера Банина – изумительное сопрано, и Мирославский – бас роскошного тембра и силы. Еще работая в сербских храмах, Маслов со своим хором выезжал на гастроли в другие города, часто давал концерты в Белграде и Земуне.

Не могу не упомянуть интересный эпизод. После одного из концертов в городке Панчево, где была большая русская колония (благодаря дешевизне жизни, близости Белграда и наличию знаменитой русской клиники-госпиталя доктора Левитского), анонимный автор опубликовал обзор на концерт, упрекнув Маслова в чрезмерном «форте» в словах «свет во откровение» в «Ныне отпущаеши…» Соколова. Евгений Прохорович ответил довольно строгой отповедью и на этом прекратил всякую полемику. Судя по инициалам, поставленным вместо подписи (С.М.), критиком мог быть Сергей Алексеевич Мошин, бывший регентом и в Копривнице, и в самом Панчево, кстати, и солировавшем раньше при исполнении этого сочинения Соколова.

Маслов так же, как и Проскурников, работая с хором, доводил исполнение до вершины певческого искусства, но при пении, даже в храме, бывало, громким шепотом отпускал в адрес «провинившегося» нелестные словечки. Кроме того, он иногда «увлекался» и пел не только с тенорами, но и с женскими голосами. Во всех трио («Да исправится…», «Душе моя…», «Воскресни, Боже», «Статьи» Великой субботы) он с Павлом Шевелевым и Мирославским пел партию второго тенора. Перед приходом Красной армии и партизан Тито он, как и большая часть его хора, да и вообще русских в Сербии, уехал на Запад, перебравшись впоследствии в Америку.

Помощниками Маслова были Георгий Рот (впоследствии выдающийся регент в США) и Владимир Акиров (впоследствии регент русского церковного хора в Маракаибо, Венесуэла).

Настали тяжелые времена для Церкви (как русской, так и сербской) – на смену немецкой оккупации пришел красный террор партизан Тито, во всем подражавших Сталину. Певчие, состоявшие на государственной службе (а частники были уничтожены), не смели принимать участие в церковных хорах под угрозой потери работы. Знаменитый сербский бас, выступавший когда-то с Федором Шаляпиным в роли Санчо Пансы, сын сербского священника Жарко Цвеич отказался подчиняться этому гнусному условию и был удален из Белградской оперы на два-три года. Кроме того, из Сербии уехал весь русский епископат, многие священнослужители, да и просто русские люди. В таких условиях принял на себя хор Свято-Троицкой церкви протоиерей Владислав Неклюдов.

Потомственный священник из городка Белый Смоленской губернии (1899 года рождения), прошедший тяготы и ужасы гражданской войны и эвакуации, очутившись в Сербии, закончил (в 1926 году) Белградский богословский факультет (духовную академию), но еще с 1923 года стал приходским священником, помощником протоиерея Петра Беловидова, законоучителем русской начальной школы и гимназии, любимым всеми духовником и главным соратником митрополита Киевского и Галицкого Антония (который в 1936 году скончался на его руках и руках келейника – архимандрита Феодосия).

Отец Владислав был истовым молитвенником. Кто хоть раз присутствовал в алтаре при его служении Божественной литургии, запоминал это на всю жизнь. Он буквально забывал обо всем, даже на «Твоя от Твоих…» забывал иногда, что рядом сослужащий диакон, и сам поднимал священные сосуды. Незабываемы и его пасхальные заутрени, на помосте, сколоченном на тот случай, возле храма Святой Троицы, при пятитысячной толпе, незабываемы его глаза и голос, когда он бросал в эту массу молящихся свое «Христос воскресе!».

Он был исключительно музыкален, хотя не обладал ни сильным, ни особо красивым голосом (второй тенор). Прекрасно вторил во всех трио протоиерею Иоанну Сокалю (первый тенор) с басами протодиаконами Иоанном Байздренко или Александром Качинским («Душе моя», «Статьи» Великой субботы, «Да исправится…» разных авторов, «Архангельский глас» и другие праздничные величания).

И вот в 1945 году ему пришлось стать перед хором Свято-Троицкой церкви. Силы еще были: сопрано дворцового хора Сусанна Ершевская, Аня Дическул из хора Марковского храма, Наталия Быкова – изумительное контральто из дворцового хора, Ольга Жигина – альт из хора Маслова, меццо-сопрано из дворцового хора Полина Бурза, Павел Шевелев и Алексей Дмитриевич Охотин – тенора редкой красоты из хора Маслова, Николай Семененко – из хора оперы, Иван и Яков Бартоши – басы, Иван Иванович Горенко – октава… А нередко по праздникам обычным певчим становился в его хор и знаменитый солист Марининского театра и Белградской оперы Павел Холодков. Но не было спевок, пели «по старой памяти», пели прежний, весьма сложный репертуар, и отцу Владиславу было не под силу держать твердо в руках такой разнородный «ансамбль». Исполняя сложные «концерты» («Вси языцы…», «Да воскреснет Бог», «Преславная днесь» и др.), нередко и сбивались.

В 1948 году настоятель Свято-Троицкого храма протоиерей Иоанн Сокаль и протоиерей Владислав были приглашены в Москву на юбилейные торжества по поводу 500-летия автокефалии Русской Православной Церкви, проходившие в Троице-Сергиевой лавре. В том же году произошел известный конфликт между Сталиным и Тито, и все русские стали сомнительными элементами (как тогда говорили). В Венгрии, Румынии, Болгарии начались процессы над «титовцами», а в Югославии – над «сталинистами», то есть сторонниками резолюции Информбюро, осудившей Тито и его приспешников. Волна арестов и этих процессов не пощадила и нашу бедную эмиграцию. Среди арестованных в 1949 году оказался и протоиерей Владислав Неклюдов. В ноябре того же года в г. Сараево начался суд над «советскими шпионами» – русскими белогвардейцами. И в первый же день было сообщено, что поп Неклюдов покончил собой в одиночной камере. Было ясно, что несгибаемый отец Владислав не соглашался на признание в ложных обвинениях и был убит в титовском застенке.

Первое время после этого регентом нашего хора был протодиакон Александр Качинский, а когда в августе 1950 года он уехал в Триест, на это место был переведен регент хора Иверской часовни Григорий Иванович Криволуцкий (о нем подробнее будет сказано ниже). Но, через год и он уехал к сыну в Берлин, и пришлось подыскивать нового регента.

Мы с братом Василием могли взять на себя эту обязанность (с шестилетнего возраста мы пели в школьном хоре, мы слушали и хор Проскурникова, и хор Маслова, мы пели у отца Владислава, к тому же, у нас было музыкальное образование). Но мы были нужнее как иподиаконы и прислужники.

Кто-то посоветовал пригласить Павла Ивановича Бабаева, до войны бывшего регентом хора 2-й Кубанской казачьей станицы. Вся наша семья (кроме меня и брата отличным знатоком церковного пения была и наша мать, матушка Людмила) взялась обучать его «гласам» и основным песнопениям всенощной и литургии. Певчие были опытные, и потому дело быстро пошло на лад. Но сам Павел Иванович никогда не усвоил до конца тайну смены гласов, да и более сложные концертные песнопения были ему не под силу. В 1955 году он ушел с этой должности, но увел при этом и весь хор, кроме меццо-сопрано еще из дворцового хора Полины Бурзы. В Троицкую церковь был переведен хор Иверской часовни, которым я руководил с 1953 года. Постепенно вернулись все певчие нашего хора, и семь лет, до 1962 года, руководил им я – иподиакон Андрей Тарасьев.

По приказу настоятеля храма я передал хор в январе 1962 года брату, протоиерею Василию, так как из-за работы в церкви я был удален с двух факультетов, где преподавал русский язык и литературу.

Отец Василий был музыкально исключительно одаренным человеком, притом обладал высоким тенором красивого тембра. Помимо своей пастырской работы и богослужений, он с огромным энтузиазмом собирал певцов (часто и сербов), значительно увеличив число певчих. Отец Василий вернул в репертуар песнопения, которые не очень жаловали отец Петр и митрополит Антоний («Покаяния» и «Пасхальный канон» Веделя, «Верую» Архангельского и другие несколько «светские» песнопения), которые не исполнялись ни Масловым, ни отцом Владиславом, ни мною. Когда подрос его сын Виталий, тоже получивший музыкальное образование и обладавший прекрасным детским дискантом, ему уже в 15 лет дали возможность замещать отца (скончавшегося в 1996 году), и он руководит хором подворья Московского патриархата и поныне, находясь в сане протоиерея на должности настоятеля храма Святой Троицы.

 

 

Торжественное освящение Иверской часовни совершил в 1931 году новоизбранный Патриарх Сербский Варнава, выпускник Петербургской духовной академии, большой друг и покровитель русских беженцев в Сербии. Приходские священники Свято-Троицкого храма на Ташмайдане (кроме настоятеля) попеременно служили в этой часовне, неся однонедельную «череду». В храме был сооружен иконостас работы выдающегося художника-иконописца Гринкевича-Судника, икону Иверской Богоматери прислали иноки русского Пантелеимонова монастыря с Афона, плащаницу – Елеонский монастырь. Вскоре после злодейского убиения короля-витязя Александра в часовне была сооружена икона благоверного князя Александра Невского в память великого друга и защитника русских беженцев в Сербии. Под Иверской часовней был сооружен склеп-усыпальница, где с 1936 года покоится прах Блаженнейшего митрополита Антония (Храповицкого), а с 1957 года – и его верного келейника архимандрита Феодосия (Мельника).

С самого начала при часовне был организован хор, который возглавил Григорий Иванович Криволуцкий. Малые размеры часовни продиктовали и численность хора. Это был квартет, который иногда пополнялся певчими, регулярно приходившими на кладбище, на могилы своих близких. Здесь пели: Марина Круг (сопрано), Екатерина Алексеева (альт), Григорий Баранников (тенор), Феодор Богдановский и сам Григорий Иванович (басы). После смерти мужа с ними пела и генеральша Анна Никаноровна Полтавцева, часто – матушка Людмила Борисовна Тарасьева, по большим праздникам – великолепный бас, муж Екатерины Алексеевой, Виктор. Всех приходящих на богослужения в эту часовню поражала слаженность и легкость исполнения даже самых сложных песнопений. Григорий Иванович почти не управлял «хором», он даже стоял как-то сбоку. Чудные голоса этих, по сути дела, солистов звучали радостно, без каких-либо усилий.

Часто к ним присоединялся и псаломщик русских храмов в Белграде Филипп Дмитриевич Загребельный – сильный и красивый второй тенор, славившийся еще и тем, что великолепно писал ноты (трудно было поверить, что это не печатная рукопись). Он удачно замещал всех регентов и в Иверской часовне и в Троицкой церкви. Белград он покинул в 1944 году, оставив «на память о себе» в Троицком храме ноты Статей Великой субботы.

Алексеевы и Марина Круг покинули Сербию в 1950 году, Баранников, популярный Гриша, певший и в русских ресторанах, скончался, а Григорий Иванович, как уже было сказано раньше, перешел в Троицкую церковь, но вскоре и вовсе покинул Югославию.

Одно время в Иверской пели псаломщики Алексей Дмитриевич Охотин и Феодор Синельщиков, которым помогали Петр Александрович Поздняковский и Андрей Степанович Доич.

В 1953 году, по указу настоятеля протоиерея Виталия, я основал там небольшой хор, который вскоре передал опытному певцу А.С. Доичу, который, к сожалению, всего года два смог исполнять эту обязанность, а затем, по болезни, опять передал управление хором мне. Так создался новый Иверский хор, который в 1955 году перешел в полном составе в Троицкую церковь (о чем речь уже шла). С тех пор в Иверской часовне не было хора, а на богослужениях пели псаломщики.

В настоящее время в Иверской часовне богослужения совершаются только в дни празднования Иверской иконы Божией Матери и в поминальные субботы. И тогда в них участвует хор Свято-Троицкой церкви.

Говоря о хорах и регентах в русских храмах Белграда, нельзя не упомянуть знаменитый левый клирос Троицкой церкви. И он «основан» протопресвитером Петром, и на протяжении многих лет славился своим составом – будущими архиереями, священниками, преподавателями богословия.

Нужно сказать, что все профессиональные хоры нашей церкви исполняли далеко не все песнопения на разных богослужениях, особенно во время всенощной. Спев «Блажен муж» и первую стихиру на «Господи, воззвах» (не «на глас», а Фатеева), они включались лишь для пения догматика на «И ныне». Следуя правилу и уставу заведенному настоятелем, отцом Петром, в Троицком храме стихиры пелись «на 10», и поэтому все остальные стихиры пел левый клирос. Это правило относилось и к стихирам «на стиховне» и «на хвалитех», так было и при чтении канона с вторыми ирмосами и катавасиями. Не говоря уже о том, что профессиональные хоры не участвовали в богослужениях в дни разных святых, которые приходились на будние дни. Тогда левый клирос пел и литургии, и полностью всенощные.

Особо торжественно отмечался день памяти Иоанна Богослова 9 октября, так как 90 % членов хора были студенты-богословы или уже законоучители и преподаватели в семинариях. Руководил этим хором сам отец Петр или псаломщик Леонид Иванович Маслич, выдающийся знаток знаменного пения, Типикона и богословских наук. Одно время он преподавал в семинарии в городке Битоль (Южная Сербия, теперь Македония), где преподавателями были святитель Иоанн, архиепископ Шанхайский, и преподобный авва Иустин (Попович) Челийский, а правящим архиереем был в то время святитель Николай (Велимирович) Охридский.

В канун праздника совершалось действительно всенощное бдение со всеми седальнами, псалмами, кафизмами, с канонархами, а Божественную литургию в сам день праздника служили по-гречески.

Здесь обучались уставу и напевам Александр Сенькевич (будущий архиепископ Лос-Анджелесский Антоний), Лев Бартошевич (будущий епископ Женевский Леонтий), иподиакон Никодим Ефимов (будущий архимандрит Спиридон), Душан Веселинович (будущий иеромонах Амвросий), иеромонахи Макарий (будущий епископ Сремский), иеромонах Андрей (Фрушич) будущий епископ Банялукский, профессор Степан Гущин, псаломщик Виталий Тарасьев, священники Борис Волобуев и Алексей Моргуль, протоиерей Алексей Крышко и многие другие.

Когда многим стало ясно, что пребывание за рубежом не временное состояние до «скорого возвращения на Родину», а, вероятно, разлука навсегда, русские беженцы, обжившиеся уже в гостеприимной Сербии (Югославии), стали ощущать недостаток своего административно-научно-культурно-образовательного центра. Так возникла идея о постройке Русского дома. Благодаря поддержке короля Александра, его двоюродного брата принца Павла (чья мать была из рода Демидовых-Сан-Донатто), Святейшего Патриарха Сербского Варнавы, академика Александра Белича и других покровителей русских беженцев в Сербии, определилось место, где разрешено было построить такой центр. Это была нижняя часть сада при бывшем посольстве царской России в королевстве Сербия, что на главной улице Короля Милана, напротив бывшего дворца. Огромный сад спускался до улицы Королевы Наталии (жены сербского короля Милана Обреновича, княжны молдаво-русского происхождения). Поддержка всех наших покровителей была, конечно, не только моральной. Несмотря на сборы средств среди беженцев, нужно откровенно сказать, что Русский дом был выстроен на деньги вышеперечисленных и многих других благодетелей и жертвователей-сербов. Создание проекта было поручено выдающемуся русскому архитектору Василию Баумгартену, а заботы подрядчика были возложены на инженера Юрия Владимировича Бартошевича.

От закладки и освящения фундамента в 1931 году, до открытия Русского дома прошло всего два года. 9 апреля 1933 года Русский дом памяти императора Николая II был торжественно освящен протопресвитером Петром Беловидовым в присутствии членов королевского дома – королеве Марии, принце Павле, его супруге Ольге – и многих других видных гостях русского зарубежья и Сербии.

В Русский дом были переведены Державная комиссия по делам русских беженцев, женская и мужская русская гимназии, начальная русская школа, театр, Русский научный институт.

Вскоре выяснилось, что в доме прекрасный концертный зал, весь нижний этаж занимал просторный гимнастический зал («соколана»), но нигде не было отведено места для школьной и гимназической церкви. Пришлось одну из боковых ниш, существовавших в сокольском зале, превратить в алтарь, который в будние дни закрывался деревянными щитами.

Школьная церковь Покрова Пресвятой Богородицы была освящена в том же 1933 году архиепископом Анастасием, и в ней совершались службы по воскресным дням, по большим праздникам, Великим постом ежедневно (великопостные часы), а литургии Преждеосвященных даров (по средам и пятницам) – на тех седмицах, когда говели ученики начальной школы или гимназий.

Был создан смешанный гимназический хор, который пел литургии дважды в месяц (в воскресенье, когда служба была для женской, и в воскресенье, когда служба была для мужской гимназии). В третье воскресенье служба совершалась для учеников начальной школы, а в четвертое церковь была открыта для всех.

Служили законоучители, а хором руководили преподаватели пения. В женской гимназии это был Борис Добровольский, а в мужской Андрей Кузьменко и Илья Ильич Слатин.

В воскресенье, когда школы были свободны, в храме пел мужской октет под управлением того же А.Н. Кузьменко.

Посещение богослужений (раз в месяц) было обязательным, ученики стояли выстроенными по классам. Также и участие в хоре было обязательным. В школьный хор принимали детей с третьего класса. Все три гимназических регента были высокообразованными музыкантами (Илья Слатин со своими братьями выступал как знаменитое трио «Слатины»), и гимназический хор пел исключительно слажено. Они часто выступали и на юбилейных торжествах (посвященных, например, в 1937 году Пушкину, ежегодно в дни Русской славы, то есть в день памяти святого князя Владимира и проч.), устраивали свои концерты русских песен, исполняли даже и такие сложные пьесы, как шуточная опера «Иванов Павел» Рапопорта, участвовали в выпускных ежегодных школьных актах.

В начальной школе пение преподавал Алексей Васильевич Гриньков (1893–1966), уроженец Курской губернии, учившийся в Московской консерватории, ставший после переезда в Сербию ( в 1925 году) одним из наиболее известных регентов как духовного, так и светского репертуара. Он был регентом нашего школьного хора, и я, будучи еще учеником первого класса (в 1939 году), попал к нему «в ансамбль», вероятно потому, что мой старший брат уже пел у него. Да не то, что «попал», а быстро стал и солистом, так как голос у меня был звонкий, а слух прекрасный. Да и навык петь в хоре.

Дело в том, что в нашей бедной беженской семье не было ни радио, ни граммофона, но зато был свой семейный «хоровой коллектив»: дедушка Борис – бас, папа – тенор, тетя Таня – сопрано, тетя Люля – меццо, мама – альт, дядя Вовочка – бас. И вот, часто после ужина, кто-нибудь начинал тихо напевать что-нибудь свое, любимое… остальные подхватывали – и домашний концерт продолжался до тех пор, пока тетя или дядя, жившие далеко, не спохватывались, что скоро уйдет и последний трамвай. Пели тихо, чтобы не мешать соседям, пели задушевно, вспоминая далекую Родину, часто друг другу подсказывая слова и жестами приглашая и нас, детей, присоединиться.

Репетиции хора в школе происходили раз в неделю, когда было меньше уроков. Гриньков садился за рояль, а мы обступали его и строго следили, чтобы не смешать партии. Во время спевок он был спокоен и терпелив, учил нас «с голоса», аккомпанируя себе и нам. Он неторопливо объяснял нам слова и выражения на церковнославянском, часто переводил их и лишь после этого разучивал с нами мелодию. В своей работе с новичками он опирался на помощь «старших» учеников (а это были четвероклашки!). Как же они гордились этим и как смотрели на нас, «малышей», свысока! Но во время служб или других выступлений Алексей Васильевич преображался, становился строгим и требовательным, дирижировал темпераментно, немножко припрыгивая и благодаря своему маркантному носу и пряди густых волос надо лбом в эти моменты походил на петушка. Но нам было не до смеха. Попробуй зазеваться или просто не смотреть на него: на ручке камертона у него была тонкая резиновая кишка сантиметров в 25, и он ловко возвращал ею певчего в реальность! Когда мы после летних каникул иногда появлялись очень коротко остриженными, он упрекал шутливо родителей: «Ну как я их теперь за чубы таскать буду?».

Мы очень любили своего «Гринька», любили, не подозревая, какой мастер хорового пения перед нами! А Алексей Васильевич Гриньков и со своим хором в храме святого Гавриила в городке Земун, который был отдан русским, где служил протоиерей Виталий Лепоринский, где своды потрясал своим на всю Россию известным басом протодиакон Василий Вербицкий, и со своим хором в белградском храме Вознесения Господня, хором, который он назвал «Славянский», не только украшал богослужения, но часто гастролировал по Югославии и даже выезжал за границу. У него был своеобразный вкус: боготворил А.Т. Гречанинова, не любил наших «западников» – Бортнянского, Сарти, немножко и Чайковского. С другой стороны, считал, что и церковную музыку можно несколько видоизменять. Интересны были его комментарии и впечатления после концертов хора Донских казаков Сергея Жарова. Желая умерить мои восторги после получения пластинок из Парижа, он с улыбкой мне сказал: «Видел я их дважды, но не все слышал – сплошные нюансы».

Жил он в Земуне, который во время войны и немецкой оккупации вошел в состав фашисткого независимого государства Хорватия, в государстве, где в лагере Ясеновац фашисты-«усташи» зверски убили свыше миллиона сербов. Гриньковых спасло то, что он и до и во время войны руководил хорватским певческим обществом «Томислав», так что их не трогали. После окончания войны новые властители наших судеб стали было упрекать его «в сотрудничестве» с оккупантами, но выручили старые ученики, дорвавшиеся до власти. Однако ему пришлось принять руководство над новыми певческими обществами, осваивать новый «титовский» репертуар маршей и партизанских песен (в основном, переводы с русского).

Но он не покидал и своего любимого дела. В 1941 году из русско-сербского монастыря Туман, на Дунае, бежали от постоянных партизанских набегов и грабежей игумен Лука (Родионов), наследник знаменитого архимандрита Амвросия (Курганова), и десяток монахов. Вместе с ними бежали из монастыря Нимник около сорока монахинь во главе с игуменией Параскевой. Их приютил в Земуне, в своих двух коттеджах, выдающийся врач Софотеров. Игумен Лука знал Гринькова еще до войны и обратился к нему с просьбой создать хор монахинь. После окончания войны игумен Лука объединил оба монастыря под общим названием Братство честного креста и перевел их под омофор Московского Патриарха. В 1950 году его и иеромонаха Феофана (Шишманова) выслали из Югославии, остальные монахи разбрелись по другим монастырям, а женский монастырь переехал в древнюю обитель Манасия, где и поныне есть еще несколько монахинь «Земунского периода». Так вот, Гриньков с воодушевлением принялся за дело и в короткий срок создал изумительный женский хор, исполнявший самые сложные русские церковные песнопения в его аранжировке. Мне не раз доводилось слушать их и по нотам следить, как Гриньков решал эти сложные задачи. Благодаря исключительно высоким сопрано монахинь Рипсимии, Февронии и Анисии и великолепным контральто монахинь Домнины и Евгении, Гринькову удавалось получать звучание весьма широкого диапазона. К сожалению, отъезд монахинь из Земуна прервал эту и для Гринькова новую работу с однородным хором.

Последний церковный «хор», которым он руководил, был трогательный квартет в той же, теперь уже бывшей русской церкви святого Гавриила в Земуне, в составе: Вера Банина – сопрано, Ольга Гринькова – альт, Алексей Гриньков – тенор и слепой казак Степан – бас. Когда скончался в 1959 году протоиерей Виталий Лепоринский и мой мужской октет из Свято-Троицой церкви приехал с настоятелем отцом Виталием в Земун и мы пропели там панихиду по исходе души, то растроганный мой учитель, милый Алексей Васильевич, расцеловал меня и совсем как Державин Пушкина, «в гроб сходя, благословил».

В биографиях Шаляпина часто приводится его разговор с земляком Горьким, что, дескать, когда они лба умрут, от Максима-писателя останется след, а я, говорил Шаляпин, спел – и ничего не осталось. К сожалению, выдающийся русский церковный и светский регент Алексей Васильевич Гриньков творил в такие времена, когда аудиозаписи были редкостью, и от его творчества остались лишь воспоминания тех, кто его ценил и любил как учителя.

Как мы уже сказали, в Белграде было всего три русских храма, где могли быть русские церковные хоры, а, стало быть, и регенты. Главный из них – центр Русской Зарубежной Церкви – Свято-Троицкий храм на Ташмайдане, затем Иверская часовня на Новом кладбище и школьная гимназическая церковь в Русском доме памяти императора Николая II на улице Королевы Наталии. Правда, небольшая домовая церковь была и в русском старческом доме в районе Сеняк. А в большой русской колонии в Белграде было еще много певчих и регентов, так что не удивительно, что они стали предлагать свои услуги сербским приходам.

Один из первых русских хоров был основан при храме апостола Марка, в центре Белграда, на так называемом Старом кладбище на Ташмайдане. Руководил им Виктор Харитонович Щербаков – регент-самородок, уроженец крупного села Балаклеи, где, по его словам, был большой собор, в котором он пел еще мальчиком, а юношей стал управлять хором. Это был регент просто вулканического темперамента, абсолютно владеющий хором без лишних движений и жестов. Но он весьма своеобразно вел спевки: несмотря на то, что почти все его певчие были профессионалами и могли петь, как говорится, с листа, он подробно и ясно объяснял, какой музыкальный эффект ему нужен в определенной фразе, и этого добивался в совершенстве. На этих спевках он бывал несколько резок, даже грубоват. Не раз он, например, отличной певице Сусанне Белубековой на спевках делал замечания: ровнее, без разных придыханий, это тебе не «Казбек» или «Мимоза» (знаменитые русские белградские рестораны, в которых выступала Сусанна). Но во время богослужений ничего не говорил, никаких лишних знаков не делал. Главными его «звездами» были Татьяна Мазыкина и Ольга Ольдекоп из Белградской оперы, лирический тенор Сергей Опоков и изумительный бас Николай Денисенко.

Когда во время войны церковь святого Марка сгорела, Щербаков перешел в церковь Покрова Пресвятой Богородицы, где до него были регентами Леонид Базилевич, Степан Гущин и Александр Залиев. Но это уже был не тот мощный по составу хор. Постепенно, особенно по окончании войны, редели ряды русских в Белграде, а значит – и в хорах. Хор Щербакова и дальше оставался по высокому уровню исполнения одним из лучших в белградских храмах, но из русских у него остались только тенор Вадим Босанько и бас Александр Масевро, так что он в дни храмовых праздников и для духовных концертов приглашал певчих из хора Свято-Троицкой церкви.

Последний его хор был в церкви святого Лазаря. В отличие от А.В. Гринькова Щербаков преклонялся перед мастерством Сергея Жарова и часто вспоминал участие хора Донских казаков в панихиде (в 1934 году), в сороковой день кончины короля Александра, в храме святого Георгия – усыпальнице Карагеоргиевичей на холме Опленац близ городка Топола.

Говоря о выдающихся русских регентах духовной музыки в Белграде, нельзя не упомянуть профессионального музыканта и блестящего руководителя многих хоровых коллективов Александра Артемьевича Залиева (1898 года рождения), уроженца Владикавказа, который, к сожалению, больше внимания посвящал педагогической работе в консерватории и музыкальных училищах, чем практической работе с церковными хорами. Но зато некоторые прекрасные дирижеры и сейчас еще с гордостью называют его своим учителем. Дольше всего он управлял хором соборного храма архангела Михаила (Первое белградское певческое общество, основанное выдающимся сербским композитором Стеваном Мокраняц) и хором в храме Покрова Пресвятой Богородицы.

Исключительно строгий, даже взыскательный, Залиев всегда настаивал на стилевом совершенстве и достигал этого, критикуя тех коллег, которые произведения и Бортянскаго, и Чеснокова, и Турчанинова исполняли одинаково, а значит обезличенно и без учета стиля соответствующей эпохи. Небольшого роста, но прекрасно умевший привлечь к себе внимание хора, он «деспотично» и неуклонно добивался своего и на спевках, и на богослужениях, и на концертах. Он не жаловал те сочинения, где требовались солисты, считая, что этим «затемняется» работа хора. Самое любимое его детище, которому он отдал почти 20 лет своей жизни, был огромный хор художественной самодеятельности почтовых служб «Джока Павлович». Он поднял его на высокий профессиональный уровень, так что мог выезжать с ним на гастроли и по Югославии и за границу, предлагая слушателям весьма сложный репертуар.

Хотя имя Степана Георгиевича Гущина (1888 года рождения), уроженца Харьковской губернии, никак нельзя связать только с Белградом и его церковными хорами, все же это крупное имя русского хорового искусства должно быть упомянуто в нашем перечне. Имея высшее историко-филологическое и музыкальное образование, он, попав в Сербию, стал преподавателем семинарии в городе Призрен, в Косово и Метохии. Там он преподавал пение и русский язык и был регентом хора семинаристов. Когда началась война, он бежал от диких «балистов-албанцев» (фактически фашистов), и в Белграде, помимо того, что продолжал педагогическую деятельность, стал регентом Первого белградского певческого общества, а также хора при храме Покрова Пресвятой Богородицы. После окончания войны министерство просвещение направило его в город Ниш, где он преподавал музыку, руководил многими хоровыми коллективами, и, пока там существовала небольшая опера, руководил оперным хором.

Профессор Гущин был большим знатоком церковного пения, устава и хорового искусства. По рассказам бывших семинаристов, его учеников, он был весьма деликатен и мягок, но хор слушался его и платил ему за отеческую заботу любовью. Он был одним из редких русских регентов, который в совершенстве освоил весьма сложную систему сербских церковных напевов («гласов») и мог обучать этому семинаристов.

В Нише его все полюбили, особенно епископ Нишский Иоанн, очень любивший русское церковное пение и настоявший, чтобы Степан Георгиевич помогал хору соборного храма, хотя знал, что того просто рвут на части и он руководит одновременно многими хоровыми коллективами.

Приезжая изредка по делам в Белград, Гущин с удовольствием принимал предложение дирижировать всю литургию в русской церкви Святой Троицы, и у него всегда было чему поучиться.

В 1950–1960-х годах в церкви Рождества Пресвятой Богородицы в крепости Калемегдан, на холме, под которым Дунай принимает в свои воды Саву, в церкви, бывшей раньше гарнизонной церковью Белграда, с большим успехом руководил хором протоиерей Виктор Царевский, кстати, и сам прекрасный певец с высоким и весьма красивым тенором. Он был постоянным участником всех торжественных всенощных в нашем русском храме (в сербских храмах хор не участвует в таких богослужениях), украшая не только пение хора, но и величания, великопостные напевы («Се жених грядет» и «Чертог Твой»), которые по традиции у нас исполняло духовенство.

В разных храмах Белграда в разное время были регентами русских и сербских хоров Николай Крутиков, Степан Красуцкий, Димитрий Гортынский, протоиерей Михаил Котляревский. Все они внесли свой посильный вклад в сербское хоровое искусство.

Русский философ Николай Бердяев, узнав, что его с большой группой философов и писателей высылают из Союза (в 1922 году), был крайне удручен. Но его духовник отец Алексий Мечёв утешил его словами: «Поезжайте на Запад, ведь в этом ваша миссия». Эту мысль можно применить и к случаю появления в Европе большого числа русских иерархов, священнослужителей, духовных мыслителей и богословов. Сюда же свободно можно отнести и носителей русской духовной музыки – композиторов, регентов, певчих. Но нам кажется, что «миссия» этих последних различается в зависимости от страны, куда судьба забросила русских беженцев. Русский церковный хор где-нибудь в Норвегии, Турции, Тунисе и тому подобное, и русский церковный хор в Болгарии, Сербии, Македонии, да даже и в Румынии – это не однозначные явления. Западные слушатели могут восхищаться песнопениями и высоким уровнем исполнения того или иного русского церковного хора, но это наше художественное и духовное богатство для них остается на уровне более или менее удачного репертуара. А в братских славянских православных странах все это воспринимается иначе, впитывается, принимается часто, как свое, оплодотворяет местную музыку и остается навсегда. Поэтому мысль о нашей эмигрантской «миссии» здесь звучит иначе и значит что-то весьма определенное.

В Сербии, в частности в Белграде, хоровое церковное искусство не было развито так, как в России. Выдающийся знаток жизни русской диаспоры в Югославии инженер Алексей Борисович Арсеньев в своем докладе прекрасно показал состояние хорового пения в Сербии до появления в королевстве русских беженцев.

А вот каково положение на сегодняшний день. В Белграде, где в 1920-е годы существовал только один церковный хор – Первое белградское певческое общество (хор «Обилич» нельзя назвать чисто церковным коллективом, хотя в его репертуаре были и духовные песнопения Стевана Мокряньца, Корнелия Станковича, С. Биничкого, М. Милоевича, Маринковича и других композиторов), в настоящее время нет ни одного храма, где не было бы церковного хора и русских песнопений в его репертуаре. Несомненно, это результат многолетней работы русских церковных регентов и хоров. Правда, сейчас хорами руководят, в основном, молодые выпускники консерватории, не «жившие» с этими песнопениями с детства, и поэтому не всегда им удается сохранить и передать подлинный дух русской духовной музыки. Наиболее популярны среди них «Херувимская № 7» Д.С. Бортнянского, «Милость мира № 6» А.А. Архангельского, «Просительная ектения» с диаконским соло Чеснокова, «Сугубая ектения» («Царская») с соло колоратурой, «Трисвятое» П.И. Чайковского, «Тебе поем» С. Рахманинова и многие другие. Правда, в некоторых храмах считают русское многогласие «западным», а значит, отрицательным явлением, и многие хоры, особенно составленные из молодежи, учившейся в Греции, стараются внедрять якобы «древне-византийское» пение, хотя оно, к сожалению, и не сохранилось в древних записях. Некоторые же из русских песнопений уже считаются «своими», например малое «Многая лета» Бортнянского, которое поют не только в храмах, но и во время свадебных застолий.

Не знаю, как в других сербских городах, но в Белграде, в некоторых храмах, на отпусте поют «Честнейшую херувим» русским напевом к «Величит душа моя» 9-й песни канона. Автор этих строк был свидетелем и даже участником такого процесса, когда русский напев стал сербским.

Когда в 1955 году мой отец, протоиерей Виталий Тарасьев, был награжден правом носить митру, Божественую литургию совершал в нашем храме Святейший Патриарх Сербский Викентий. Будучи молодым архимандритом в городке Сремски-Карловцы, где тогда проживал митрополит Антоний (Храповицкий), он был частым участником русских богослужений и любил их. Поэтому он распорядился, чтобы вся литургия шла «по-русски». На малом входе духовенство и мы, прислужники, запели наше «Приидите, поклонимся». Святейшему оно настолько понравилось, что он попросил нас с братом Василием написать ему ноты, а затем прийти в Патриархию и разучить с ним этот напев. С тех пор он всюду, где бы ни служил, сам начинал и исполнял это песнопение русским напевом, заставляя своих диаконов и прислужников тоже его разучивать. Этот обычай сохранился и при патриархе Германе, и это песнопение перестало быть «чужим», но стало своим, привычным, значит – сербским.

Можно прямо сказать, что русские церковные регенты и певчие с достоинством выполнили в Сербии свою «миссию» и внесли свой духовный вклад в развитие благолепия богослужений в сербских храмах.

 

 

 

 

 

С 4 - 14 сентября 2011 года в рамках Года российской культуры и русского языка в Италии и Года итальянской культуры и итальянского языка в России состоялась передача в дар Дому русского зарубежья архива из Флоренции.

Это в истории ДРЗ наиболее крупное поступление, связанное с историей русского зарубежья в Италии. Архив семьи Левицких-Харкевичей передала в дар Галина Сергеевна Дозмарова представителю Дома русского зарубежья ученому секретарю Марии Анатольевне Васильевой. Ценные материалы (реликвии, фотографии, документы, переписка, дневники, периодические и отдельные издания, ноты, рисунки и многое другое) тесно связаны с историей Православной русской церкви Рождества Христова и святителя Николая Чудотворца во Флоренции. Храм имеет богатую предысторию, связанную с именами Александра I, дочери Николая I Великой княгини Марии Николаевны, с известными семействами Бутурлиных и Демидовых. Большую поддержку храмостроительству оказывали Николай I, Великие князья Сергей и Павел Александровичи, посол России в Италии А.И. Нелидов, князья Сан-Донато и др. Сама же история храма, – строительство, становление и расцвет – непосредственно связаны с деятельностью его настоятеля протоиерея Владимира Левицкого (1843–1923). В 1878 году он приехал из Ниццы во Флоренцию и смог убедить представителей местной русской Колонии и Императорского посольства в Риме в необходимости строительства православного храма. Церковь была заложена в 1888 году, освящение состоялось в 1903-м. Построенная по проекту архитектора М.Т. Преображенского в стиле московско-ярославского зодчества XVII века, Церковь Рождества Христова стала первым русским церковным строением на территории Италии. Уникальное произведение архитектуры, храм стал примером сотворчества российских и итальянских мастеров. Над его строительством и внутренним убранством трудились Дж. Боччини, Дж. Пачарелли, П. Шарварок, А. Новоскольцев, Д. Киплик, Дж. Нови, А. Блазанов, Р. Фанфани, М. Васильев и др.

Во Флоренции о. Владимир Левицкий прожил сорок пять лет, вплоть до своей кончины. Среди переданных в дар документов, связанных с именем протоирея Владимира – переписка, метрические документы, наградные грамоты и, наконец, ценный фотоальбом – хроника жизни русской общины во Флоренции конца XIX–начала ХХ вв. Его дочь, Анна Владимировна Левицкая вышла замуж за Адриана Ксенофонтовича Харкевича (1877–1961), который также в 1920–1950-х годах играл большую роль в жизни русской диаспоры в Италии. Выпускник Санкт-Петербургской духовной академии, он стал во Флоренции регентом хора Христорождественской церкви и вошел в историю православной духовной музыки ХХ века как выдающийся композитор. Ему же принадлежат интереснейшие дневниковые записи об истории хора и общины, которые вместе с содержательной перепиской с современниками, партитурами, афишами, авторскими экземплярами его статей о русской литературе (авторизованная машинопись) на русском и итальянском языках и другими материалами были переданы в дар Дому русского зарубежья. Не менее яркая судьба была у детей Адриана Харкевича и Анны Левицкой – Ксении, Нины и Никиты. Особенно ценен по содержанию архив Нины Адриановны Харкевич (1907–1999). Блестящий врач, талантливый художник и поэт, общественно-политический деятель (представитель в Италии фонда помощи детям политических заключенных в СССР, учрежденного Андреем Сахаровым), она вела переписку со многими известными людьми своего времени – Марком Слонимом и Лидией Пастернак, Юрием Иваском и Еленой Боннер, Николаем Оттокаром и Зинаидой Шаховской. Большая часть архива была передана Ниной Харкевич в Научно-литературный кабинет Дж.-П. Вьёссе во Флоренции (Gabinetto Scientifico Letterario G. P. Vieusseux). Однако немало ценных материалов из ее личного архива осталось в распоряжении приемной дочери Галины Дозмаровой. Эти материалы были также переданы Дому русского зарубежья: фотографии, документы, научные публикации, книги с посвящениями, рисунки Нины Харкевич, среди которых – замечательные по наблюдательности и остроумию зарисовки из жизни русской диаспоры. Таким образом, перед нами предстает жизнь нескольких поколений одной из самых заметных семей наших соотечественников – целая веха в истории русской Флоренции – с конца ХIX века до конца века ХХ.

Источник